Георгий Светлов - „В квадрате 28-31“

— А вы что ж?

— Дюжим… А добро припрятываем. Теперь у нас так: плох тот хозяин, коль не нашел укромного уголка, до которого фашисту-фрицу не докопаться.

— Ну а скот, к примеру? Не булавка ведь, к подолу не пристегнешь. Коровки-то небось есть, ежели нас молоком потчуете? Где ж прячете?

— Секрет крестьянский, разлюбезный Сергей Николаевич, — улыбнулась Настасья Петровна. — Да ладно уж — вам-то скажу. В лесу мы скотину поскрывали. Немец то до лесу не охоч, куста и то боится — нет ли под ним партизана! Вот мы в лесу и понаделали шалашей. В них-то и держим коров да овец. Незаметно от чужих глаз в лес и наведываемся… Недаром говорится, голь на выдумку хитра.

Как всегда, охрана партизанской стоянки была и здесь, в Новом Селе, круговой. Это обеспечивало наилучший обзор, наибольшую надежность.

Часам к одиннадцати отдых партизан был нарушен. Произошло это вот как.

На краю села, около низенькой прокопченной баньки, укрылся пулеметный расчет. Первый номер расчета Шота Гогишвили, лежа на белом, словно скатерть, снегу, поеживался: морозец не очень-то был привычен молодому грузину. Заметив это, его напарник Савельев мечтательно сказал, растягивая слова:

— В такую погоду не грех бы косточки погреть в баньке, Шота, попариться. Ты в нашей деревенской бане хоть раз бывал?

— Нэ прихадылась, дарагой. И пака нэ парылся. У нас на Кавказе бэз бани жарка, — ответил тот. — А ты на Арагви бывал? Нэ-э-т? Красывый река. Быстрый. Ва-а-да… как эта-ат… — Шота взял в ладонь горсть снега. — Как эта-ат ваш снэг — ха-лодная…

— Стоп, Шота! — вдруг шепнул Савельев. — Смотри, кажется, сейчас жарко будет — и тоже без бани.

На противоположном берегу показались фашисты на лыжах, очевидно разведка. Двое… Четверо… Пятеро. В маскхалатах. Автоматы на груди. Осмотрелись — в селе ничего не заметили, стали съезжать к мостику.

— Ближе, ближе давайте, — шепнул Савельев. — Сейчас встретим.

Пулеметная очередь разорвала морозный воздух. Двое гитлеровцев замертво свалились на мосту. Двое ринулись вправо — к лесу. Один остался на снегу, потом пополз, отстреливаясь. Видимо, он был ранен.

Крайние дома занимали бойцы Окуловского отряда. Они первыми прибежали на выстрелы вместе со своим командиром Николаем Николаевичем Шамшуриным. Прискакал на лошади и патрулировавший по Новому Селу Павел Васильевич Долинин. Узнав, в чем дело, партизаны бросились вдогонку: «язык» мог быть очень кстати. Раненый гитлеровец, поняв безысходность своего положения, выстрелил себе в висок.

Двое других продолжали уходить на лыжах вдоль дороги. Расстояние между ними и партизанами сокращалось: наши оказались более выносливыми. К тому же на лошади Долинин быстро настигал их, двигаясь по дороге. У одного из гитлеровцев сломалась лыжа, он с досады бросил палки и даже шапку, сел прямо на снег и поднял руки. Это оказался рослый, рыжеволосый обер-ефрейтор. Второго фашиста Шамшурин метко срезал из карабина первым же выстрелом.

Пленный по-русски ничего не понимал и на все вопросы твердил только:

— Тверь капут! Тихвин капут!

Свои скромные познания в немецком языке пришлось применить Павлову, которого срочно вызвали в штаб. Кое-что прояснилось. Обер-ефрейтор воевал под Калинином и Тихвином, но эти города недавно освободила Красная Армия, и его полк перебросили на подкрепление немецко-фашистской группировки, находившейся в Демянском «мешке». Пленный рассказал о действиях на этом участке фронта бригады морской пехоты, прозванной немцами «шварце тод» — «черная смерть», о дерзких налетах на немецкие гарнизоны в Поддорье и Холме неуловимых партизан — «лесных призраков», о дислокации известных ему частей.

— В каком месте видели партизан в последний раз?

— Юго-западнее Залучья. Километрах в двадцати-тридцати.

Это показание обер-ефрейтора было ценным: значит, бригада держит верный курс. Подтверждение не заставило себя долго ждать — к вечеру разведчики прислали связного: «Погода на юго-западе сухая. Пятого ждем у Ивана…»

Была на Новгородчине цветущая деревенька с красивым звучным названием — Иван Березка. Кто такое придумал — даже глубокие старики точно не помнили. Вроде бы от работящего крестьянина Ивана пошло — срубил он десяток изб по соседству с уютной березовой рощицей. Только когда это было? Сказывали — давным-давно, вроде бы после битвы с Наполеоном. Иван тот отставным солдатом Кутузова был — с войны победителем вернулся.

Только не было больше Ивана Березки — деревни то есть. Спалил ее пожар войны еще в сорок первом. Засыпанные снегом пепелища, обгорелые печные трубы, полдесятка землянок — вот все, что 5 февраля увидели партизаны, прибыв к Ивану Березке.

К Большакову подошли шесть мужчин, заросших бородами.

— Кто же вы такие будете, мужички? — спросил комиссар.

— От своей части отстали, — ответил тот, что назвался хозяином одной из землянок.

— Местные?

— Да нет, товарищ комиссар, не местные. Пристали вот тут, а куда податься — не разумеем.

Как выяснилось, красноармейцы выходили из окружения, пробивались на восток, хоронили товарищей… Потом и ротного своего схоронили. Пробраться к своим так и не удалось.

— Вот и осели тут. Сапожничаем да плотничаем. Все бабам да детишкам в помощь.

— И не стыдно? Винтовку на ухват променять?

— Совестно и горестно, а как быть?

— Так вот… К вечеру чтоб — бороды долой! Винтовки на плечи — и в строй!

— С радостью, товарищи! С вами не страшно. Вас-то вон сколько! Повоюем.

Безбородые, они предстали перед партизанами приободрившимися, повеселевшими и… молодыми. Самому старшему из них — сержанту-артиллеристу было тридцать два. Ему и доверили командовать отделением новичков в отряде Шамшурина. Воевали потом красноармейцы хорошо.

Стемнело. Время стоянки кончилось. Запрягали лошадей. В этот момент Николай Петров привез на взмыленном от быстрого бега коне очередное донесение от Никитина, уехавшего за дорогу Козлово — Ходыни, к лесному массиву на берегу Ловати. Александр Макарович сообщал:

«В Новой Пересе и соседних населенных пунктах — противник. Погостищи разведать не удалось — путь прегражден крутым обрывистым берегом реки. Двигаться удобнее мимо Старой Пересы, излучиной Ловати. Ориентир — колокольня на правом берегу. Мы двигаемся в Гари, затем Грихнево.

Будьте осторожны — Пученков расставил «капканы». Пестовский».

Последняя фраза настораживала. Партизаны уже кое-что знали об этом провокаторе.

…Случилось сто прошлой осенью, в первые, очень трудные месяцы, когда еще только развертывалось партизанское движение в оккупированной части Ленинградской области. В своих районах действовали местные отряды из партийных и советских работников, рабочих, служащих, колхозников, учащихся. Одним из таких был отряд, которым командовал секретарь Залучского райкома партии Иван Иванович Иванов. Партизаны проводили разведку, засады, взрывали мосты на вражеских коммуникациях.