Владимир Возовиков - Время алых снегов

Несмотря на свою молодость, Плотников угадал настроение посредника и в душе испытал беспокойство.

Майор снова покосился на танки, потом на часы, глянул в небо. Сумерки быстро рассеивались, и отдельные пары низколетящих истребителей-бомбардировщиков со свистящим гулом проносились вдоль реки, высматривая добычу... Еще четверть часа, и они начнут разгром колонн, не успевших развернуться. На эвакуацию затонувшего танка потребуется, конечно, не меньше четверти часа... Однако у майора был свой долг, и он крикнул ближнему регулировщику, чтобы остановили переправу.

«Туча» ударила по переправе минут черев десять, когда Плотников стоял около своей машины, привалясь плечом к броне. Он сделал сколько мог, он вышел из игры, и первым ощущением была усталость. Не хотелось гадать, хорошо ли его группа решила задачу, и думать ни о чем не хотелось. Он уже знал: половина танков пока на этом берегу, значит, им теперь придется переправляться по третьей трассе, если она существует, потому что две, обнаруженные разведчиками, — под непрерывным обстрелом...

Глаза Алексея косели, уставясь в светлеющую воду, и он даже вздрогнул от голоса подошедшего майора.

— Тоже ваша работа? — спросил тот, кивнув на своих помощников, которые подрывали фугасы по сигналу из штаба учений.

— Наша, — равнодушно сказал Плотников.

— Всю ночь ловили диверсантов, целый взвод поймали, а оказывается, еще оставались.

— Так уж и взвод? — улыбнулся Плотников.

— Иной разведчик стоит полка, — назидательно сказал собеседник. — Вы-то обязаны знать.

Алексей внимательно поглядел на майора, вспомнив, что те же слова недавно говорил ему командир роты.

— Теперь я знаю...

Майор достал и неторопливо раскрыл изящный серебряный портсигар, набитый дорогими сигаретами.

—- Курите...

Алексей взял без особого желания, прикурил от зажигалки майора — такой же изящной и дорогой — и, глубоко затянувшись, почувствовал, как закружилась голова.

— Мне надо найти своих, — сказал он.

—- Да, конечно. Они в комендантском взводе. Это близко: по дороге, потом налево. Возвращайтесь к своим. Я дам пропуск.

Он кивнул на прощание — коротко, сдержанно, так же, как говорил, — и пошел к своей машине размеренным, твердым шагом человека, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

Какой-то истребитель, подкравшись, спикировал на открыто стоящую машину Плотникова и с громовым гулом ушел свечой ввысь. Алексей, придерживая фуражку, проводил его взглядом. «По своим бьешь, земляк... А впрочем, мы уже убиты и сочтем это салютом в нашу честь».

— Эй вы, земноводные! — раздраженно крикнул кто-то из танкистов. — Чего демаскируете! Убирайтесь, пока вас не убрали.

— Ну, Оганесов, — засмеялся Алексей, — нам действительно пора сматываться. Танкисты теперь злые как черти, а попозже еще злее станут...

Устало откинувшись на сиденье, он в последний раз глянул в перископ на реку, испытывая почти родственное чувство к ней. Целую ночь слушал ее голос, и она тоже, казалось, слышала его тревожные мысли — о разведке, об ушедших на задание солдатах и о тех двоих, далеких, что смущали его душу. Особенно о них. Разве не река прожурчала главную свою правду: в одном русле не могут течь разные воды! Они сливаются, и даже одна нечистая струйка может замутить весь поток... В нем была нечистая струйка — глубоко запрятанное желание делить себя и чувства свои между той и другой... Хотя бы недолго... Была эта нечистая струйка с того часа, когда увидел Зину, но лишь теперь он отдает себе честный и ясный отчет в этом.

Значит, одна должна уйти навсегда из его жизни.

Светлое русалочье лицо в черном зеркале ночной воды — лишь одно, одно из двух, являлось ему в часы тревожного ожидания. Однако ночь рассеялась, а с нею — все миражи.

Заря горела над холмами, и вода в реке была розоватой, зеркальной, затаившей тихую вечную тайну. В нее хотелось заглянуть вблизи, увидеть сонные водоросли, спящих рыб и еще что-то, что можно увидеть в реке лишь на заре. Уши его привыкли к грохоту боя, в них сейчас стояла ватная тишина, и думалось: такая же тишина царит в розоватой воде. Тишина и тайна...

— Оганесов!

...В стекле перископа больше не отражалась река. Серая рассветная дорога бежала навстречу, по бокам качались холмы, покрытые грубой, потемневшей от росы травой. То ли дым, то ли туман стлался в ложбинах, и пахло холодно и горько августовской степью...

— Слушаю, товарищ старший лейтенант.

— Кажется, я тоже влюбился, Оганесов. Не знаю, всерьез ли, но что-то есть.

Машину сильно качнуло на ухабе, водитель охнул и засмеялся.

— Неужели в русалку, товарищ старший лейтенант? Как я проглядел! Красивая?

— Ничего. Только лучше бы и я проглядел.

— Э, нет, товарищ старший лейтенант. Русалки теперь являются редко. Вы счастливый...

— Держите левее, Оганесов, вон к тем палаткам, наши «пленники» должны быть где-то там.

— Дрыхнут, наверное. Им что? Отвоевались...

Плотников открыл люк и вылез из него по пояс, освежая ветром лицо и разглядывая издали маленький полевой лагерь...

Машина подходила к палаткам, и навстречу ей бежали трое. Впереди мчался высокий, поджарый солдат, легко выбрасывая вперед пудовые сапожищи. «Молодцов!» — узнал Плотников. За Молодцовым, почти не отставая, бежал сержант Дегтярев и последним — Чехов, сильно прихрамывая.

Один за другим они остановились в двух метрах от затормозившей машины и молчали, тяжело дыша. Только смотрели в лицо командира, словно не веря в его приезд, и читались в их главах сознание вины, беззаветная готовность на все и стыдливая, радостная влюбленность.

От бензинового дымка, полынного ветра и двух бессонных ночей у Плотникова вдруг защипало глаза и отхлынула, рассеялась тяжесть, что носил в душе последние дни.

Боясь глянуть на разведчиков затуманенными глазами, Алексей перегнулся через край люка, протянул руки и грубовато пошутил:

— Ну вот, и на этом свете довелось свидеться... Чего топчетесь? Лезьте сюда поживее — ехать пора.

И пожалел, что у. него не хватает рук — помочь всем троим сразу.

1974 г ,

Младший сержант Валерий Головкин:

«Завтра стрельба из танков. Событие в роте заурядное, так почему же я неспокоен? Разве в учебном полку не приходилось выполнять похожие огневые задачи и разве привозил я когда-нибудь на исходный рубеж меньше четверки?..

Видно, все дело в том, что раньше стрелял курсант Головкин, а завтра стреляет младший сержант Головкин. Еще вернее, стреляет экипаж под командой Головкина.

Истек месяц, как я по штатному расписанию роты — командир боевой машины. А чувство такое, будто оказался на затянувшейся стажировке, и хочется поскорее разделаться с нею, снова стать в строй рядовым Валеркой Головкиным, который умеет быть свойским парнем для всех порядочных ребят, у которого всегда были только друзья и никогда прежде не бывало недоброжелателей. Теперь они, кажется, появляются.