Владимир Возовиков - Время алых снегов

— Но, товарищ майор, отойди мы назад — станем полуслепыми. Они нас тогда наверняка раздавят.

— Кто «они»? Кто? — раздраженно оборвал посредник. — Вы что, не слышите, где они наступают?

— Да разве им трудно повернуть? Им же сам бог велел идти главными силами здесь. И двадцать килотонн они швырнули на эту долину не для одного же испуга!..

Нет, ворота для них в глубину обороны полка я не отворю.

Майор хмуро поглядывал на циферблат часов. Черная секундная стрелка короткими толчками спешила по кругу, приближая конец роковой двадцатипятиминутки.

— Что ж, — произнес он, — я тоже не знаю сейчас, переходит ли ваша инициатива в своеволие. Сами решайте. Только на учениях надо, кроме всего прочего, и учиться беречь людей.

Капитан, выпрямившись, оглядывал фронт батареи. Темнели на снегу одетые в противогазы лица его солдат. Они были обращены туда, где должны, обязательно должны показаться боевые машины наступающих!..

Между тем за холмами волна атаки уже захлестывала первую позицию обороны, и бой обретал предельное ожесточение. Казалось, даже снег сползает с высот от ярости пушек, гусениц и моторов.. Танки, преодолевая глубокие снега и бешеный огонь обороняющихся, настойчивыми клиньями взламывали систему опорных пунктов.

А совсем близко, укрытая смежными холмами от перекрестного огня, почти очищенная от снега сквозными ветрами, лежала удобная долина, по которой прокатилась ударная волна, сокрушив все живое и мертвое, все, способное к сопротивлению. Именно к этой долине рвался на полной скорости авангардный танковый батальон наступающих и уже в предбоевых порядках изменил направление удара. Даже теперь, когда батальон увязал в обороне, теряя машины и бесценное время, командир его не решался испытать заманчивую долину. Он благодарил судьбу и свою разведку за то, что она успела заметить, как в дальнем конце той долины выходили на огневые позиции белые приземистые машины, несущие на бортах пучки реактивных снарядов. Целых три километра идти по голым снегам навстречу колючим жалам этих снарядов, не знающих промаха, не могли даже танки.

А командиру обороняющегося полка казалось чудом, что в брешь, пробитую ядерным ударом, до сих пор не хлынула броневая лава, все стаптывая и руша на своем пути. Туда уже ушел противотанковый резерв, но он казался полковнику слабым, и штабные радисты, нервничая, искали в бушующем океане помех радиостанцию батареи противотанковых реактивных снарядов.

— Ищите, — повторял полковник, — ищите же! Долгов не мог пропасть. На то он и Долгов.

Мог ли полковник предполагать, что капитан Долгов услышит приказ, который ему не в состоянии донести даже радио. Полковник был занят боем, и, конечно, в эту минуту он не думал о том, что и в ядерной войне между командиром и его подчиненными помимо телефона и радио сохранится еще одна, неповреждаемая связь. Ее обычно называют пониманием долга или осознанной ответственностью. А такая ответственность всегда больше и выше простого повиновения.

1967 г .

Майор Нечаев проснулся словно от толчка. Он не услышал самого взрыва, но раздробленное эхо еще блуждало в горах, продираясь сквозь каменные глотки ущелий. Через парусину палатки сочился хилый свет. Нечаев выскочил наружу, затягивая на ходу ремень.

— Наши взорвали? — спросил он солдата, охранявшего палатку.

Тот отрицательно качнул головой:

— Это далеко, товарищ майор. Кажется, лавина.

Нечаев почувствовал знобящую предутреннюю свежесть, сердито поежился. В долине еще лежали густые тени, а вершины гор уже позолотила заря. Испещренные темными жилками оголенных каменных ребер, они казались плоскими и полупрозрачными, словно нарисованными на сером стекле. Горы спали. Спали птицы, спали маки и пучки травы у подножия циклопических нагромождений камней, и даже река сонно посапывала в узкой щели, прорезанной в гранитном дне долины.

Чтобы прогнать вялость, Нечаев медленно пошел по дороге к мосту. Из-за камней тотчас возник солдат, выжидающе замер на пути. Нечаев вспомнил, что к мосту нельзя приближаться даже ему, помощнику руководителя учений. Он кивнул солдату, свернул к ближнему изгибу щели. Отрешенный голос реки как будто приглушал тревоги, которые и ночью прокрадывались в его сны, заставляя сердито ворочаться на жесткой походной постели.

Его болезненное беспокойство могло показаться странным, потому что сделал он все, как надо, и твердо знал предстоящую задачу. В подобных случаях люди военные обычно не испытывают душевных перекосов.

Подчиненные Нечаеву боевые заслоны перехватили все пути к перевалу. Саперы быстро вошли в роль диверсионных групп «противника», которую им предстоит сыграть на учениях. Когда колонны наступающих втянутся в горы, на их пути рухнут завалы, специальные фугасы зальют дороги жидким пламенем, «мины» и ежи остановят машины под огнем засад. И если кто-то из командиров рассчитывает прорваться к перевалу, гоня наудачу, без зоркой разведки и надежного охранения, ему не добыть ни успеха, ни славы.

Еще вчера вечером Нечаев думал об этом не без самодовольства, и его доклад руководителю учений был краток, как всякий хороший доклад. Слушая, полковник отмечал крестиками на карте положение боевых групп, и глаза его, выцветшие от недосыпания, постепенно оживлялись.

— Стоп! — прервал он вдруг Нечаева с явным недоумением. — Говорите, усложнять марш запретительными флажками и словесными вводными нам не придется? Дороги сами будут под ногами гореть? А вот эта, центральная? Вы что же, ее для прогулок оставляете?

Нечаев смутился.

— Но... товарищ полковник, эта дорога — для руководства учений. А потом, мосты!.. По условиям обстановки они уничтожены авиацией и диверсионными группами. Об этом известно всем командирам. Разве уж безголовый какой сюда полезет?..

— Или наоборот, чересчур хитрый. Велик соблазн — проскочить к перевалу кратчайшим путем. Под шумок вотрет нам очки — разбирайся после. Учения заново не начнешь.

— Хорошо, поставим указатели... — начал было Нечаев, но полковник с досадой перебил:

— Указатели, указатели! Будем уж последовательны до конца. Небось в бытность комбатом и вы через такие указатели перешагивали не оглядываясь? Что, не случалось?

Нечаев вспыхнул от обиды и... промолчал. Ожило в памяти давнее... Речная долина, стиснутая крутобокими отрогами. Сомкнутые колонны машин на берегу. растерянный голос командира дозорной машины в трубке рации: «Мины! Смешанное минное поле... Проходов нет!».

Сколько времени потребуется на разминирование пути? Двадцать минут? Много. Атака — через полчаса. Значит, вперед, и к дьяволу условности?