Овидий Горчаков - От Арденн до Берлина

— Именно так поступала наша пехота во время Курского сражения! — с гордостью сообщил Кремлев союзнику, после того, как они перестреляли экипаж «фердинаида».

В день рождества Христова генералу Рейнгарду Гелену не хотелось излишне раздражать фюрера, чей нрав он давно испытал на себе и которого боялся, как Вельзевула. Фюреру следовало посулить какую-нибудь победу, хоть самую маленькую. Непримиримый генерал Гудериан, шеф Гелена, тоже был не прочь потрафить верховному, дабы избежать его гнева в праздничный день. Вот и получил Гитлер «рождественский меморандум», в коем утверждалось голословно, что вермахт еще может ударить тридцатью дивизиями, существовавшими в основном на штабных картах, в районе восточнее Познани, в имперской провинции Вартеланд, на исконно польской земле, присоединенной Гитлером к «старому рейху» еще в 1939 году. Далее будущий шеф разведки ФРГ делал смехотворный вывод: «Учитывая настроение русских и их чувствительность к поражениям, можно рассчитывать, что они потеряют надежды на успех!»

Так Гелен баюкал Гитлера сказками арденнского и познанского лесов.

«По просьбе Виктора сообщаю, что нам удалось выяснить распорядок дня роты охраны Моделя в Мейероде, ее вооружении и прочее. 4.00 — подъем для прислуги ротной полевой кухни и кухонного наряда. 5.00 — подъем для дежурных, дневальных. 5.15 — подъем для командира роты и его денщика (Модель, Кребс и штабисты тоже встают). 5.30 — подъем для всей роты. 5.45 — физическая зарядка на улице. 6.00 — завтрак. 6.15 — поверка, 6.307.00 — чистка оружия, уборка. 7.00-7.30 — политические занятия. Сегодняшняя тема: «Кто победит: Хорст Вессель или Иуда?» 7.30–11.30 — боевые учения (вчера маршировали с противогазами) для тех, кто не сопровождает в поездках Моделя. Чистка оружия. 12.00 — обед по отделениям. Перед обедом отделений командиры зачитывают вместо молитвы изречения фюрера. 14.0019.00 — боевые учения, стрелковая подготовка. 19.00 — ужин. После ужина много солдат собирается в кантине, где пьют голландское пиво «хейнекен». В читальне имеются журналы «Наш вермахт», «Рейх», «Фронт и тыл». Имеется также автобус «Пуфф», по-нашему, бордель на колесах.

Полицейский час для нас, граждан, с 6.00 до 19.00. У роты охраны — отбой в 22.00. Об охране штаба и сторожевой службе в Мейероде сообщу завтра…»

«Провал! Провал! Какой провал!»… — досадовал Шелленберг в Берлине. — Как скрыть от фюрера размеры катастрофы, обрушившейся на германскую разведку? Мобилизовав всю агентуру СД и разгромленного абвера, бросив в дело диверсионноразведывательную дивизию «Бранденбург», Шелленберг готовил мощную подрывную акцию в тылу союзников. И вот ее результат: союзная контрразведка арестовала до полутора тысячи «брандербуржцев» и других агентов во Франции, Бельгии и Голландии, захватила до полусотни раций, обнаружила сотни складов оружия. В одной только Франции было оставлено восемьсот складов, в Бельгии — двести, в Голландии — восемьдесят. «Пятой колонне» Шелленберга так и не удалось открыть «второй фронт» в тылу англо-американцев…

Одного не учел Шелленберг: грош цена любому подполью без народной поддержки. А на шестой год войны и предатели поняли, кто победит в этой войне. Многие из них шли в полицию с повинной.

Поздно вечером Паттон сел за праздничный обед с генералом Брэдли. Брэдли смотрел на вещи пессимистично и уверял, что Монти тоже не скоро сможет наступать. Может, даже придется отступить на линию Саар — Вогезы, отдав на растерзание нацистам Эльзас и Лотарингию. Заместитель начальника штаба Пол Харкинс то соглашался с ним, то возражал ему.

— Счастливого рождества!.. — шумел быстро захмелевший Паттон.

Все эти первые дни арденнского бэби-блица Паттон не переставал удивляться своей фортуне: его лично спасло только то, что этот блиц задел лишь его левый фланг, оставив ему силу для контрудара. Судьба!

В 23.30 после передачи последних известий кельнское радио объявило очередную воздушную тревогу:

— Над Южной Голландией и над Бельгией — крупные соединения вражеских бомбардировщиков. Направление — наша граница!..

Воздушная тревога обычно объявлялась при обнаружении союзных бомбардировщиков в стопятидесятикилометровой зоне от границ рейха, но на этот раз самолеты уже летели над Арденнами. Сначала — истребители, за ними — тяжелые бомбардировщики, судя по звуку — «летающие крепости», «сверхкрепости»…

— Направление: Кобленц, Кельн, Дюссельдорф, Эссен!..

Виктор представил себе бомбовый «ковер» — грохочущий огненный смерч. Он не раз попадал под бомбежки. Однажды днем его едва не угробили «галифаксы» англичан, а ночью американцы чуть не довершили дело союзников. Эти бомбежки были ужасны. Москва, слава богу, не испытала ничего подобного. У Виктора не было ненависти к немецким старикам, женщинам, детям. Многие из них погибнут в эту ночь, пока утром радио не объявит: «Самолеты противника уходят через Бельгию и Голландию. Отбой!..»

Всю святую ночь будут висеть над рейхом «рождественские елки» — так немцы называли вот уже шестой год гроздья САБ — светящихся авиационных бомб в черном небе Германии.

И ведь немало в эту ночь погибнет в Германии и советских людей: военнопленных в лагерях, подневольных рабочих с нагрудным знаком «Ост». И разведчиков эти бомбы тоже не щадят…

Землянка ходила ходуном. Дрожала земля от слитного гула сотен самолетов над головой.

— Британцы, — определил, заложив руки за голову, Худ с блаженной улыбкой. — Сейчас они зададут краутам!

— Это уж точно, — сказал его русский союзник. — Сейчас в Германии завоют сирены воздушной тревоги — охотничьи рога Мейера!

— Мейера? — переспросил Худ, повышая голос из-за усиливавшегося гула.

— Герман Геринг бахвалился, что ни один самолет врага не появится над Германией, ни одна бомба не упадет на нее. А не так — назовете меня Мейером!

— Поразительно! — удивился Худ. — Под градом бомб немцы не теряют юмора! Но ведь женщины, дети, престарелые родители!..

— Это черный юмор, — покачал головой Кремлев. — Юмор висельников.

Перед переходом германо-американского фронта Виктор Кремлев побывал в Кельне, превращенном союзной авиацией в груду развалин, среди которых символом бессмертного гения немецкого народа высился прекрасный собор, чудом сохранившийся среди руин. Не верилось, что и собор, и развалины вокруг — дело рук человека разумного, гомо сапиенс. Декабрьский ветер трепал трехцветные нацистские знамена посреди темных развалин на фоне готического силуэта древнего собора, который набожные немцы строили столько веков, — флаги взбесившихся фашистов, забывших бога и сотворивших себе кумир из этого дьявола Гитлера.