Бодо Узе - Лейтенант Бертрам

— Но это же немыслимо! — испуганно воскликнул Хайн. — Разве можно так жить?

— А почему бы и нет? Что в этом такого? — удивилась она и добавила: — Ты имеешь в виду болезни? Конечно, тут надо следить.

Хайн взял девочку за руку и скомандовал:

— Пошли.

— Значит, все-таки идем? — спросила она.

— Я отведу тебя к людям, которые тебя накормят. Там ты встретишь других детей, будешь с ними играть.

Пройдя несколько шагов, она остановилась и снова недоверчиво покосилась на него.

— А что это за люди? — осведомилась она.

— Хорошие люди, пойдем, сама увидишь!

— Нет, я сейчас не могу. Сестренка ждет.

— У тебя еще и сестра есть?

— Да, ей нет еще трех. Она дома и не завтракала. Мне надо спешить домой.

Они стояли на самом солнцепеке. Было жарко.

— А вообще, ты тоже можешь пойти со мной. Приводила же я других, — пояснила Кармен. — Хотя днем это неприятно.

В конце концов Хайн уговорил девочку выпить с ним кофе в одном из ресторанчиков на Гранд Виа, и, когда он пообещал ей, что долго не задержится, Кармен засеменила с ним к телефонному узлу. Он сел с ней в лифт, а затем велел подождать в коридоре, возле комнаты цензоров.

Отдел цензуры размещался в большой полупустой комнате. В углу валялись два матраца с небрежно брошенными одеялами: как будто спавшие на них только что встали. За столами у окон сидели двое мужчин с бледными, утомленными лицами.

Шаркающей походкой вошел рассыльный и, словно служитель зоопарка, задающий корм зверям, швырнул этим двум исхудавшим людям кипу газет на стол. Те тут же принялись читать.

Хайн спросил Хильду Ковальскую.

— Она вот-вот будет, — не оборачиваясь, ответил один из них.

Когда она вошла и Хайн увидел ее красные, заплаканные глаза, то покраснел и, опустив голову, быстро отвернулся. Он, по-прежнему не глядя на нее, торопливо передал ей свою заметку, коротко рассказал историю с девочкой, спросил, куда ее лучше определить. Пока та отвечала, ему вспомнился подслушанный ночью разговор, и он поспешил уйти.

Но в коридоре Кармен уже не было. Он обнаружил ее в вестибюле, где было полно людей. Некоторые тяжело дышали, как после быстрого бега. Люди стояли у стен, прохаживались взад-вперед. Были и такие, у которых рот перекосило от страха, а зрачки расширились, но их было немного. Большинство равнодушно смотрело перед собой. Некоторые выдавали свою нервозность тем, что просили у совершенно незнакомых людей сигареты или табак. Сигареты были большой ценностью. Но те, у кого они были, в такие минуты делились ими.

— Ты хотела сбежать? — спросил Хайн, схватив маленькую дрожащую руку Кармен.

Вестибюль выходил в какой-то переулок. Здесь было безопасно. Разве что по какой-то глупой случайности снаряд мог угодить прямо в дверь.

На этот раз стреляли по Гранд Виа. Когда разорвался очередной снаряд, часовой у входа сказал:

— Опять стреляют осколочными, площадь поражения больше.

Кармен подбежала к двери.

— Ты куда? — окликнул ее часовой.

— Я ухожу! — послышался ее тонкий голосок.

— Останься, — пошутил часовой. — Видишь, на улице дождик.

— Пошел ты!.. — крикнула она и, распахнув дверь, побежала.

Хайн бросился было за ней, но часовой загородил дверь. Неожиданно в углу закричала женщина. Поднялась суматоха.

— Воровка, воровка, — кричала женщина. — Она украла мой горох. — И тоже протиснулась к двери, пытаясь оттолкнуть часового, чтобы броситься вдогонку за Кармен.

— Что будут есть мои дети? — вопила она и, схватив часового за портупею, потянула его в сторону. Очередной снаряд разорвался так близко, что задрожали своды вестибюля.

— Драться мне с вами, что ли? — разозлился часовой. Его верхняя губа с короткими усиками побледнела. Он отошел от двери.

— Горох! Воровка! Мои дети! — кричала женщина в черном платке и вместе с Хайном Зоммервандом ринулась на улицу. На углу Гранд Виа клубился серый столб порохового дыма. Хайн шел, стараясь не дышать. Кармен лежала на тротуаре. Ее худенькая шея переломилась, голова упала на грудь, а худая спина оголилась. Ей оторвало обе руки. В переулок натекла лужа крови, посреди которой словно кораблик стояла ее маленькая белая туфелька. Кто-то схватил пустой мешок с насыпи, защищавшей подвальные окна телефонного узла, и накрыл им маленькое тело. Другой прохожий руками сгреб песок и засыпал им кровь. Женщина, у которой Кармен украла горох, туже повязала черный платок. У стены телефонного узла Хайн Зоммерванд обнаружил сумочку, которую он видел у Кармен. Он поднял ее и носовым платком вытер попавшие на нее брызги крови. Гудя сиреной, примчалась карета «скорой помощи».

Удивительно быстро они убирают трупы, подумал Хайн. Когда его спросили, не знает ли он, чей это ребенок, он только покачал головой.

Руку с сумочкой он быстро спрятал за спину.

— Тогда что вы здесь околачиваетесь? — крикнул спрашивавший. — Ступайте на ту сторону. Нам неохота ездить сюда каждую минуту. — Сказав это, он прыгнул в кузов, и, включив сирену, машина тронулась.

Хайн договорился с Керстеном о встрече: после обеда они решили вместе выехать в расположение батальона. Доктор сидел в маленьком ресторанчике гостиницы «Гранд Виа». Перед ним стояла тарелка с улитками, крабами и рыбой, вернее, с остатками улиток, крабов и рыбьими костями. Хайн выпил два стакана плохого белого вина, которое на вкус напоминало смесь уксуса с прогорклым маслом. Чтобы забыть о случившемся с девочкой, он говорил о самых разных вещах, упомянув и свое посещение отдела цензуры, где виделся с Хильдой Ковальской.

— Ты должен помнить это имя, — сказал он бледному Керстену, который сгорбившись сидел за столом и внимательно слушал.

Тот кивнул, ответив, что, конечно, помнит. Протерев очки, которые постоянно потели в помещении, наполненном кухонным паром, он наклонился вперед и сказал:

— Я даже знаком с ней. Какое-то время она работала у меня регистраторшей. Потом нашла место телефонистки. Я потерял ее из виду, то есть время от времени я что-то о ней слышал. Но после случая с братом она куда-то исчезла.

Водянистые глаза Керстена уставились в тарелку, и только тут он вспомнил, что Хайн тоже замешан в деле Ковальского. Ведь с него-то все и началось. И он подумал, как трудно беседовать с ним. О чем ни заговори, он всем интересуется, везде участвовал, и, как правило, все кончалось неудачно. Поэтому он удивился, когда Хайн Зоммерванд, тряхнув рыжими волосами, засмеялся, сказав, что Ковальский был отличным парнем.

— До сих пор не пойму, как он засыпался.

Вообще-то врач хотел поговорить о другом, но известие, что Хильда Ковальская находилась в Мадриде, по некоторым причинам очень заинтересовало его. Он стал расспрашивать Хайна о ней, но тот знал мало.