Михаил Зайцев - Прыжок в ночь

- Кажется, утихли. Что, товарищ первый, будем делать?

- Ползи к нашим, узнай обо всем и о довольствии тоже. Как там Ваня с Сашей? Живы ли?

- Все будет исполнено! - шутя попытался козырнуть второй, но так стукнулся головой о днище танка, что застонал.

Виктору благополучно удалось добраться до места, фрицы его не заметили. Вернулся он через час, и опять незамеченным. Принес хлеба, картошки и щепотку соли.

Сообщил новости: Ваня и Саша живы, во взводе ранены двое, из второго отделения, в строю невредимым остался только один сержант, костромич. Всего же во время атаки было ранено пятеро и убито шестеро десантников.

Не меньше полусотни гитлеровцев, так и не дождавшись от фюрера обещанных на русской земле поместий, нашли свой бесславный конец у деревни Дубровка.

Вечером мы прокопали к нашим траншейку и почувствовали себя увереннее и надежнее. Как и в Ключах, фрицы больше не возобновляли атак и так же педантично вели обстрел, с той лишь разницей, что не всегда освещали передовую ракетами: или запас кончился, или наше близкое соседство не позволяло ими пользоваться.

Десантники - (люди не из робкого десятка, но попадались такие, которые и с самой смертью были «на ты и за ручку».

Помню, в соседнем взводе воевал крылатник из Тамбовской области. Нескладно был он скроен, но добротно сшит. Силенкой не обижен. Вместе с отцом на Тамбовщине дуги гнул для колхозных коней. В бою по-медвежьи шел напролом, но действовал умело и ловко: где пулей, где прикладом, а где и просто кулаком. И как ни странно, не имел ни одного ранения, ни одной контузии, ни даже самой пустяшной царапины. А после случая, который с ним произошел, здесь все поверили в его счастливую звезду. Желающим он показывал ее на южном небосклоне неба.

По словам счастливца, мать родила его в благодатный месяц июнь, поздно вечером, под этой самой яркой и красивой звездой. Так это было или нет, мы не оспаривали, верили ему на слово.

Возле самой опушки леса, метрах в пятидесяти от траншей, лежали двое убитых фашистов. Офицеры, наверное, так как шинели на них были с воротниками. Не знаю, почему, но нашему «тамбовскому волку», как иног-

да в шутку называли его десантники, пришла в голову мысль поинтересоваться, чем «фюреры дышат». О своем намерении он доложил взводному. Тот, поразмыслив, согласился, думая, наверное, заполучить документы, которые могли оказаться при убитых. Не откладывая дела, десантник, как только стемнело, выбрался из траншеи и пополз к «фюрерам». Наст был прочным, и десантник метр за метром двигался вперед, пока темнота не поглотила его.

Прошло не так уж много времени, когда тьму прорезал сдавленный хриплый крик:

- Бра-а-тцы… стреляйте!

И через минуту, сквозь непонятные глухие удары и вскрики, темноту снова прорезал все тот же крик:

- Бра-а-тцы..! Стре-е…- И голос оборвался.

Сердце, словно метроном, отсчитывало секунды, когда, разрывая на части мрак, со стороны взвода-соседа враз ударили пулеметы и автоматы. Трассирующие пули прошили ночь. И так же, враз, через несколько секунд огонь прекратился.

Я был удручен случившимся, посчитав, что погиб наш крылатник, нарвавшись на секрет или засаду гитлеровцев. Но в глубине души маленькой искоркой у меня все же продолжала теплиться надежда, что жив тамбовец. На последнем вздохе, но все равно приползет, думал я о нем. А его все не было и не было. И когда уже и у меня совсем угасла надежда, опять по соседству, во взводе исчезнувшего десантника, раздалось дружное и радостное «ура». Вернулся, догадался я. Молчавшие до того фрицы, опомнившись, без передышки зачастили из пулеметов, из минометов, посчитав, видимо, что «дьяволы с неба» их атакуют.

Попалив «в божий свет», фашисты затихли.

С десантником же приключилась не совсем рядовая, но вполне прозаичная для войны история. Благополучно добравшись до убитых, он, сняв с одного планшет с документами, а с другого компас-часы на память, собрался уже возвращаться, когда на него, откуда ни возьмись, навалились трое фашистов. Вот тогда-то тамбовец и подал голос, решив, что лучше умереть от своих, чем в плену от пыток. Шанс остаться в живых в тот критический момент у него был ничтожным. Но не таков был тамбовец, чтобы этим шансом не воспользоваться. Схватив в медвежьи объятия одного из нападавших, он прикрылся им, как щитом, и, вдавившись в снег, остался невредимым, а фашисты были убиты.

Документы, доставленные десантником, оказались очень важными. Медали «За отвагу» по пустякам нам не давали, а он ее получил. Вот что значит родиться под счастливой звездой!

Перевалило за вторую половину марта, а зима не сдавалась. Было холодно. По ночам, чтобы согреться, периодически вылезали из-под танка и бегали вокруг обледенелой громадины. От ее брони, покрытой крупинками изморози, исходил нестерпимый холод. Мороз, наш союзник, не давал спуску фрицам, но и нас не очень-то миловал. Он словно бы сторожил наш сон.

Как-то выдалась особенно морозная ночь. Деревья даже трещали. Виктор, пробегая мимо танковой гусеницы, зацепился за нее ногой и упал в снег. Поднявшись, со всего размаха пнул танк.

- У, вражина! Чтоб тебе провалиться! - И вскрикнул от боли, прыгая на одной ноге.

- Ты ему еще под дыхало врежь, - съехидничал я. Виктор не ответил, молча забрался под танк. Прижавшись спинами друг к другу и стараясь не замечать холода, мы дремали. Дремали вместе, а спали по очереди. Чтобы не дать себя захватить врасплох и не прозевать врага (станция Вертехово служила хорошей памяткой).

Наступила моя очередь спать. Или спина Виктора была теплее, чем всегда, или я устал, трудно сказать, но мне удалось заснуть. Редкий по красоте и приятности сон увидел я: «Жатва… Утреннее ласковое солнце поднимается все выше и выше, пахнет скошенной рожью, звенят косы. Около телег, помахивая хвостами, мерно жуют лошади, дымят костры-дымари, отпугивая слепней. Мелькают проворные женские руки, связывающие снопы, важно вышагивают косари, взмахивая косами с деревянными грабельками. Нам, мальчишкам, как мы считали, поручалось самое ответственное дело - поддерживать огонь дымарей. Что бы делали взрослые, не будь нас? Все бы лошади разбежались, рассуждали мы меж собой, собравшись где-нибудь на широкой меже. Эти межи, извечная причина раздоров и междоусобиц наших отцов и дедов, для нас были излюбленным местом встреч. Сколько здесь росло трав и цветов, а как они пахли!..

- Дзынь, дзынь… - звякнуло у самого уха, словно нашла коса на камень. Спросонья больно ударился головой о днище танка. Не проснувшись еще окончательно, инстинктивно понял, что рикошетят пули от брони танка. Я вцепился в пулемет, решив, что фашисты пошли в атаку.

- Миша, опомнись! Что с тобой? - как будто издалека, до меня донесся голос Виктора.