Иван Стаднюк - Следопыты. Повесть

Дмитрий был недоволен тем, что ему приказали попутно занести на командный пункт батальона и передать старшине хозвзвода термос из-под каши: «Таскайся с этой посудиной. А там еще старшина мыть ее заставит».

- Нет, ты все же талант, Кедров,- не унимался Новоселов. - Радио вполне можешь заменять. Узнал генерал, какой ты говорун, вот и решил послушать.

Кедров махнул на него рукой, взвалил за спину термос, взял карабин и протиснулся в узкую щель, соединявшую блиндаж с траншеей. Дмитрий был убежден, что умение поговорить - не такое уж плохое качество. В самом деле, что это за человек, если не умеет трех слов связать вместе? С таким помрешь от скуки. Другое дело он - Дмитрий Кедров. За словом к соседу не пойдет, но и пустомелей или каким-нибудь пустобрехом себя не считает. Он человек с понятием. Вот, скажем, приказал ему вчера командир отделения замолчать, когда из боевого охранения вернулись. А зря приказал. Затеял Кедров разговор о том, какими гвоздями лучше подметки подбивать - железными или деревянными. Кто толковее его рассказать об этом может? Никто. А Кедров расскажет, и как полагается. Он знает, что надо напилить качалочек из Проскурины, потом их сушить. И сушить лучше всего на солнце. Затем качалочки поколоть на плашечки такой толщины, какие требуются гвозди. Эти плашечки опять сушить. А когда из плашечек наколешь гвоздей, их можно досушить уже в печке, перед пламенем. И гвозди получаются крепче железных!

Но разве можно на этом заканчивать разговор о гвоздиках? Никак нельзя!.. И зря командир отделения не дал ему тогда высказаться полностью.

Словом, о многом может с понятием говорить Дмитрий Кедров. Взять хотя бы вопрос о зверях в Африке или о выращивании саженцев на Севере. А о самоходном комбайне или о «катюше», которая на его глазах стреляла такими снарядами, как гробы, или о том, как быстрее выбрать брод через речку… Да мало ли о чем может говорить Кедров?!

Дмитрий никак не был согласен с утверждением о том, что разговорчивость не украшает человека. Ведь разговаривать - значит понимать, добиваться полного выяснения какого-нибудь вопроса. Да и «я» свое солдат в разговоре выражает и от этого понятным для всех становится. Дмитрий терпеть не может людей-загадок. Бывает, сидит солдат в окопе, и такое у него глубокомыслие на лице написано, вроде он обдумывает стратегическую операцию. На самом же деле - про себя ругает повара, что кашу привез подгорелую и теперь у него изжога. Ругал бы лучше вслух! Молчать с умным лицом ни к чему.

«Но зачем же вызывают меня в штаб дивизии?» - в который раз спрашивал себя Кедров.

Ход сообщения вел к недалекому кустарнику, за которым уже можно было идти, не опасаясь обстрела. Под ногами чмокала грязь. Стенки траншей были мокрыми и липкими, зато над головой ярко светило солнце и где-то в поднебесье весело пел жаворонок. Дмитрию хотелось скорее добраться до кустов, до леса, чтобы можно было шагать, выпрямившись в полный рост. И вдруг он остановился, пораженный внезапной догадкой: «Так вот для чего меня позвали!».

Два дня назад над позицией роты низко проплыл в сторону Старой Руссы трехмоторный немецкий транспортный самолет. Он появился из-за леса так неожиданно, что по нему даже не успели открыть огонь. Только Кедров, наблюдавший в это время за противником, послал в самолет три пули. И был убежден, что не промахнулся. Ему показалось, что самолет задымил и пошел на снижение. Дмитрий даже закричал:

- Сбил! Сбил транспортника!

Из блиндажа выскочили солдаты. Нашлись охотники немедленно идти в лес разыскивать самолет. Но командир взвода позвонил на огневые позиции артиллеристов, которые стоят в тылу, и те сообщили, что самолет благополучно проплыл дальше. А Кедров не верил: был убежден, что самолет далеко не протянет. И теперь, наверное, выяснилось, что транспортник упал, вот и вызывают его - Дмитрия Кедрова - к генералу за наградой.

Этой ошеломляющей новостью, которую Дмитрий узнал сам от себя, можно было бы поделиться с любым товарищем. Но как обидно: ни одного попутчика и не с кем потолковать, а тропинка, бежавшая над ручьем, как назло, пустынна.

Но вот, кажется, Кедрову повезло: навстречу шел какой-то ефрейтор - высокий, худой. Шинель висела на нем кое-как, на ногах ботинки с обмотками, через плечо - автомат. Хоть и незнакомый ефрейтор, но поговорить можно. И вдруг еще издали он крикнул Кедрову:

- Связной?!

- Никак нет, связным не являюсь,-ответил Дмитрий, собираясь уже начать разговор о том, почему служба связного для него не подходит.

- Все равно,- сказал ефрейтор, подойдя вплотную к Кедрову. - Почему писем от солдат не захватил?! В штаб же, небось, идешь? Теперь мне из-за тебя тащись черт знает куда!

Дмитрий растерянно развел руками:

- Не говорили мне о письмах. Вот термос приказали захватить…

- Шляпа! Сам должен знать. Как бы хорошо было: ты принес бы оттуда письма, а я с тобой туда передал бы. Смотри, целая сумка накопилась!

- Не могу я писем в роту взять, потому что в штаб дивизии иду. Орден за сбитый самолет получать,- ответил Кедров.

Ефрейтор окинул Кедрова с ног до головы оценивающим взглядом, потом почему-то оглянулся назад и вправо - на кусты.

- А мне, случайно, там нет письмеца? - полюбопытствовал Дмитрий.

- Как фамилия?

- Дмитрий Кедров, из Ивановской области.

- Кажется, есть. Отойдем в сторону, где посуше.

Дмитрий обрадованно шагнул в сторону, отводя руками от лица упругие ветки чернотала. Из кустов дохнула свежесть, в нос ударил горьковатый запах прелой листвы. Под ногами почмокивала пропитавшаяся вешними водами земля. Во всем чувствовалась весна, и поэтому еще радостнее было на душе.

Вдруг шедший впереди Кедрова сухопарый ефрейтор резко повернулся и молниеносно выбросил вперед сжатую в кулак руку. Тупая боль под вздохом перехватила дыхание и затуманила сознание Дмитрия. Исчез лес, исчезли запахи весны…

Пришел он в себя, когда уже чьи-то крепкие руки волокли его вглубь леса. Дмитрий рванулся всем телом и тотчас оказался на земле. На него навалились трое.

- Что вы делаете! - закричал Кедров, все еще не понимая, что происходит.

- Где мой карабин?

Дмитрий почувствовал, что ни карабина на плече, ни термоса за спиной нет.

- Чего коленкой жмешь, дурак?! Больно же! - Дмитрий пытался стряхнуть с себя ефрейтора, худая, острая коленка которого прижимала его к земле.

Ефрейтор убрал коленку, и Кедрова поставили на ноги, но рук не отпустили.

Кедров оглянулся на двух державших его солдат с нахмуренными, настороженными глазами, на ефрейтора, который, сутулясь, отряхивал свою шинель, на стройного военного в офицерской шинели с двумя кубиками в голубых петлицах.

- Товарищ лейтенант,- обратился Кедров к офицеру. - Что же это получается, почему безобразничают?