Егор Самойлик - Ветер над сопками

– Двое бойцов? – еще больше наморщил свой чумазый лоб Речкин. – А где они?

Розенблюм, поглаживая по плечу искалеченного бойца, накрыл его свободным краем шинели.

– Не знаю… Трудно сказать… Тут такая суматоха, проходной двор! Люди приходят, уходят… Атака началась, и твои ушли…

Михаил уже присел возле бойца с перемотанной окровавленными лоскутами нательного белья грудной клеткой.

– Давно бой у вас идет?

Розенблюм сокрушенно покачал головой, расстегнув остатки гимнастерки на груди раненого. Он привстал и глянул в темный дверной проем, за которым находился тамбур.

– Плохо дело, ребята! Все бинты насквозь вымокли, а у него и рубахи не осталось! Да и от гимнастерки – одна память! – опечалился Михаил.

– Я свою еще с утра отдал! – раздался чей-то сухой голос из тамбура.

– Я тоже… – вторил ему другой. – Может, с гимнастерки рукав?

– У меня исподнее возьмите! – вмешался Речкин усталым, с хрипотцой, голосом.

– Твое тебе самому пригодится! – строго зыркнул на Алексея Розенблюм. – Тебя еще перевязывать, и не раз!

Странное дело: еще вчера этот недавний студентишка покорно молчал с виноватым видом под недовольное ворчание Алексея, а сегодня поучал его точно заправский военврач. Да так строго, со знанием дела, что и мысли не возникало перечить ему.

Из тамбура выглянул высокий, грузный боец средних лет. Рывком он оторвал рукав гимнастерки и передал его Розенблюму.

– Бой, спрашиваешь? – вспомнил вдруг вопрос Алексея Михаил, да так неожиданно, что Речкин сам не сразу понял, о чем идет речь. – Бой с ночи и не прекращался толком! Не атакуют, так бомбят, не бомбят, так с пушек шарахают!

Речкин молча наблюдал, как Михаил снимает с раненого старые, пропитанные насквозь кровью лоскуты исподнего, разрывает рукав по шву и, приподняв бедолагу, вновь перематывает его грудь.

Вдруг лейтенанта тревожно обожгло изнутри, он суетливо ощупал шею и грудь.

– Обронил где-то свой бинокль… – раздосадованно покачал головой Речкин.

Взгляд Алексея вдруг снова упал на пустые бойницы.

– А почему за пулеметами нет никого? – спросил он.

– А так по нам не стреляют! Видимо, думают, что нет никого… С соседних ДОТов ребята по немчуре на славу работают! – ответил чей-то бодрый, даже веселый, голос из тамбура.

Послышались скрип металлической двери, твердые шаги по бетонному полу, и в помещение вошел не кто иной, как сам младший лейтенант Титов. С расстегнутым воротом, немецким «МП-38» в руке, в съехавшей на самый затылок каске, весь взъерепененный, мятый, тяжело дышащий. Речкин сразу узнал его.

– Здравствуй, Паша! – Уголки губ Алексея разъехались в вялой, но полной искренности улыбке.

– О! – широко улыбаясь, ткнул пальцем в сторону Речкина Титов. – Уже головушкой своей контуженой крутит! Ну, здравствуй, гость ты мой ненаглядный!

Титов, закидывая на ходу автомат за спину, подошел к Алексею.

– Как чувствуешь себя? Как рука? – спросил он, присев возле Речкина на корточки.

– Да терпимо… Голова, правда, гудит, точно с хорошей пьянки! – устало морща лоб, пытался шутить Речкин. – Трофеем, гляжу, уже разжился?

– Да! Немчура поганая в подарок оставила! Теперь этим их и буду встречать!

Титов встал и шагнул к Розенблюму, внимательно осматривая полумрачное помещение.

– Много раненых?

– Здесь двенадцать, в соседнем ДОТе еще четверо. – Розенблюм привстал, вытирая окровавленные ладони о торчащую из кармана галифе некогда белую тряпку. – Видел еще одного тяжелого в верхнем ДОТе. А вообще не мешало бы еще пройтись, посмотреть…

Титов осторожно положил руку на сутуловатое плечо Михаила и приобнял его, словно старинного друга.

– Вот куда б мы без тебя, а, Миш?! – участливо взглянув на Розенблюма, спросил ротный. – Может, тебе хлопчиков в подмогу дать?

Михаил несколько смутился такого жеста, но плечом не дрогнул. Ему, вчерашнему студенту мединститута, только-только сменившему белый халат на новенькую офицерскую форму и знавшему от людей военных лишь насмешки, упреки и косые взгляды, был до глубины души приятен этот жест глубокого уважения и доверия от человека, прослужившего в армии уже несколько лет. Розенблюму важно было чувствовать свою нужность здесь, и стремление это не могли сломить ни чудовищная усталость, ни страх перед смертью и врагом.

– Да и так ребята помогают… – скромно пробурчал он. – Бинтов бы, да медикаментов… Но… Понимаю прекрасно… Все понимаю…

– Правильно, Миш, понимаешь! – Титов скользнул ладонью ниже и похлопал Михаила по руке. – Как говорится – чем можем… Главное сейчас самую необходимую помощь оказать! А там подойдут наши, отправим ребят в медсанбат… Там их вмиг оживят и на ноги поставят! Очень ты, Миш, вовремя у нас оказался! Пропали б без тебя!

Окончательно растроганный этими словами, Михаил снял очки, протер рукавом покрытый потом лоб и принялся старательно обтирать линзы об чистый кусочек своего окровавленного передника. Лицо свое он спрятал, склонив голову над самыми очками, но его смущение чувствовалось и в голосе, и даже в колыхании перепутанных прядей волос, блестящих в тусклом уличном свете.

– Да ладно тебе… Не зря, значит, такой путь проделал…

Это были скромные слова скромного человека.

– Наши? – переспросил один из раненых. Рука его была перемотана бинтом, а значит, ранение свое он получил еще в начале боя. – А когда они подойдут-то? Cколько нам ждать еще?

– Скоро, братцы! – обернулся Титов в центр бетонной комнаты, обведя усталыми глазами своих раненых бойцов. – Сто одиннадцатый полк уже близко совсем! Скоро здесь будут! Отправим вас в тыл и будем дальше немчуру бить! Чуток совсем продержаться осталось!

– Поскорее бы уже… – прохрипел тихий голос откуда-то из темноты дальнего угла.

Спертость воздуха давила на Речкина. Каменно-бетонные стены плохо прогревались солнцем, но большое количество людей согревало помещение. Но вместе с тем ощущалась и нехватка кислорода. Речкин уже достаточно принюхался к этому воздуху и не мог различить всей гаммы противных запахов, царящих вокруг. Скорее подсознательно он представлял, какой жуткий смрад наполняет ДОТ, и ком тошноты невольно подступал к горлу.

Алексею хотелось встать и выйти на свежий воздух, но он боялся, что не устоит на ногах. Что голова заболит еще сильнее, закружится и он рухнет обратно. Речкин не хотел выглядеть немощным и в глазах Михаила, и в глазах Титова, и в глазах этих, незнакомых ему бойцов. Не хотел отвлекать на себя внимание, столь нужное тяжело раненным, и быть обузой.

– Паша, а где мои бойцы, которые меня сюда принесли? – вновь поинтересовался беспокоящим его вопросом Алексей, но теперь уже у Титова.

– Пограничники твои? Неподалеку здесь. Смелые ребята, надо сказать! Успели уже немчуре хвосты позакручивать!