Николай Медведев - Шестьдесят семь

Прилег с нами и Бочкович.

- Поспите, друзья, - сказал он. - Нам нужно сохранять силы.

Нет, не спится.

Каждому захотелось что-то рассказать. Я вспомнил о цветущих садах Мичуринска, об отце, о товарищах… Кирилл Бочкович говорил о своей родной Кубани, Ефим Павлов о любимой Москве… Потом минут двадцать мы лежали молча.

- Пора вставать, друзья, - сказал Бочкович. - Пускай отдохнут остальные.

Часа в четыре утра враг открыл пулеметный и артиллерийский огонь. Хакимов, Павлов и Гребенюк в это время крепко спали, и мне пришлось поднять их.

В половине шестого от прямого попадания снаряда обрушилась еще часть стены. Сизый дым, смешанный с известковой пылью, заволок все вокруг. Первым, кого я увидел в этом мраке, был наш командир. Обвешанный гранатами, с автоматом в руках, Кирилл Бочкович смотрел через образовавшийся пролом. Он еще раз строго-настрого предупредил нас, чтобы мы берегли боезапас.

Вскоре я был ранен в ногу. Хакимов и Дементьев перевязали меня и отнесли за перегородку.

- Отдохни и не двигайся, - на ходу бросил Миша.

Несколько минут я полежал, но, увидев очень близко от нашей амбразуры гитлеровцев, поднялся, взял винтовку. Стрелять пришлось недолго. Над головой грохнул снаряд. Меня засыпало.

- Миша! - успел я позвать на помощь Хакимова. Стало темно, словно провалился в глубокую яму: я потерял сознание.

Пришел в себя от страшного гула. Осмотрелся. Поблизости стоял Хакимов. Когда я приподнялся, он обернулся.

- Жив, Коля? - спросил он, продолжая стрелять.

- Жив, - ответил я. - А где моя винтовка? Рвались снаряды и мины. Сарай то и дело вздрагивал.

Попытался подняться, но ноги не двигались, они были словно чужие. Пополз на животе к тому месту, где меня придавило. Винтовка лежала, полузасыпанная камнями, щебнем и прижатая балкой. С трудом достал ее, добрался до амбразуры, начал стрелять.

Фашисты подошли очень близко. Стоявший на ящике Ефим Павлов швырял гранаты.

- Гранаты, давайте гранаты! - кричал он. Алексей Куприянов подал ему несколько штук.

Снова загромыхали взрывы. Я тоже подполз и стал помогать Куприянову, а когда вернулся на свое место, близ амбразуры увидел трех солдат. Они открыли огонь из автомата. Пули прожужжали так близко, что, казалось, я ощутил их горячее прикосновение. Около меня упала связка гранат. В одно мгновение я поднял ее и швырнул обратно. Последовал взрыв за стеной…

Гранатный бой длился довольно долго. Враги понесли большие потери и отошли от нашего сарая. Но наступление на контору продолжалось. Наши товарищи сражались геройски…

Мы собрались в одной из загородок.

- Нас семь человек да плюс ручной пулемет - это целая часть, - сказал Ефим Павлов. - Большие дела можно делать.

Я лежал на боку. В оттопыренном кармане моей фуфайки Иван Дементьев заметил портсигар. Достав ею, сказал:

- Перекурим, ребята.

- И то дело, - поддержал его Гребенюк.

Спичек ни у кого не оказалось, и все мы поглядели на горевшие ящики и косяки дверей.

- Мои папиросы, моя и прикурка, - сказал я и пополз к двери. Благополучно форсировал расстояние в шесть - семь метров, отломил от ящика кусочек, прикурил, несколько раз сладко затянулся и направился обратно. На полпути почувствовал, будто что-то кольнуло меня в ягодицу. За огонек меня от души поблагодарили ребята.

- Что-то, братцы, у меня мокро вот тут, - показал я рукой.

- А ну, показывай, - поинтересовался Гребенюк.

Оказалось, пуля зацепила ягодицы.

- Ишь, шальная, куда залетела, - качал головой Павлов, помогая Хакимову и Дементьеву накладывать бинты.

Рана моя еще не была забинтована, папиросы не докурены, а близ нашей «крепости» стали падать мины. Одна ухнула в сарае. Дементьева и Павлова засыпало землей и щебнем. Их откопали Бочкович и Хакимов. Оба контужены, но заявили, что боеспособность они не потеряли. Ранило Куприянова. Алексей потерял сознание и с полчаса не приходил в себя.

Все мы покалечены, но о ранах никто не думал.

Враг рвался к «крепости», стрелял из пушек, шестиствольных минометов. Наступала пехота. Ее косил из своего пулемета Гребенюк. К нему подполз «воскресший» Куприянов.

- Буду тебе помогать, Никита, -еле слышно сказал он.

Миша Хакимов бил из противотанкового ружья по орудийным расчетам. Мы из автоматов и винтовок стреляли по солдатам, выбирая самые верные цели.

Ранило Хакимова.

- Ничего, Коля, я еще могу драться, - сказал он. - Иди на свое место.

Как видно, враг решил покончить с нашим десантом, обрушив на нас огонь огромной силы. С воплями «хайль, Гитлер!» фашисты шли в атаку. Нам удалось задержать их в одном направлении. Теперь объектом атаки была противоположная сторона сарая. И не успели мы перебраться туда, как в пролом ворвались пять солдат. Ефим Павлов уложил их двумя гранатами.

Минут пятнадцать было тихо. Послышался лязг гусениц. Четыре танка шли на контору. За танками двигалась пехота.

- Танки пропустить, - приказал Бочкович. - Бить по солдатам.

Стальные громады почти вплотную приблизились к конторе и открыли огонь термитными снарядами. Здание загорелось. Из дверей выскочил матрос Степан Голенов и метнул связку гранат под гусеницы. Машина завертелась на месте. Танкисты выскочили из люка, но спастись им не удалось: меткие пули уложили их.

Атака опять сорвалась.

Пожар в конторе удалась потушить…

Во время затишья, длившегося около часа, мы привели в порядок оружие. К нам с Хакимовым подсел Алексей Куприянов. Подошел Бочкович.

- А здорово мы чесанули, - сказал он, - и танки не помогли.

- Да нас, товарищ командир, ни гром, ни молния не возьмут, не то что танки, - ответил Куприянов.

Бочкович улыбнулся.

- Мы еще покажем гадам, на что способны советские моряки. Так дадим, что чертям тошно станет.

У Бочковича для каждого из нас припасено доброе, теплое слово. Он умело руководил нашим маленьким гарнизоном, направлял все наши усилия к одной цели - к победе.

Передышка закончилась. Прикрываясь двумя танками, гитлеровцы пошли на очередной приступ. Миша Хакимов прицелился. Выстрел. Машина остановилась, словно в раздумье, а потом повернула обратно. За ней последовала и вторая.

Хотя танки и отступили, но пехота продолжала идти вперед. Нам предлагали сдаваться. Мы отбили гитлеровцев гранатами, но им удалось из огнеметов поджечь наше здание.

Длинные языки пламени, словно мощные факелы, врывались в окна, дверь, проломы. И хотя мы задыхались от жары и копоти, Хакимов все же вывел из строя два огнемета…