Владимир Баскаков - Танкисты [Повесть]

И уже в конце июля три фронта — Центральный, Воронежский и Степной — на всех участках Курской дуги отбросили войска противника на исходные рубежи и после небольшой паузы перешли в решительное контрнаступление.

Мехкорпус генерала Шубникова 3 августа вошел в прорыв, созданный общевойсковыми армиями Степного фронта, и двинулся вдоль Харьковского шоссе на юго-запад.

Белгород оставался левее.

КП генерала Шубникова расположился в небольшой дубовой роще, прижавшейся к холму с белыми меловыми пролысинами. Танк, рация на «виллисе», «летучка», грузовик с брезентовым кузовом и бронетранспортер — вот и все хозяйство корпусного командного пункта.

Шубников грузно вылез из танка, снял танкошлем — адъютант подал фуражку, — вытер платком пот на лбу и, обращаясь к начальнику штаба подполковнику Бородину, сидевшему у рации, установленной на «виллисе», спросил:

— Гольцев на связь выходил?

— Он встретил танковый заслон. Уже потерял девять танков. Противник огрызается крепко.

— Надо установить точно состав вражеской группировки. А то мы пока воюем вслепую. Не дело это.

— Я подготовил подвижную разведгруппу — три транспортера и десяток мотоциклов. Командира группы вызвал, вот он.

Бородин показал на паренька в комбинезоне и танковом шлеме, сидящего на траве у мотоцикла. Протянул генералу листок бумаги.

— Что это у тебя?

— Разведчики сегодня ночью наткнулись на подвижную группу. Захватили мотоцикл. Его вел обер-лейтенант. Гитлеровец погиб в перестрелке. В сумке у него оказалось вот это — обращение Гитлера к солдатам. Не успел уничтожить. В разведотделе утром перевели.

Шубников развернул бумагу и начал читать:

«Солдаты! Сегодня вы начинаете великое наступательное сражение, которое может оказать решающее влияние на исход войны в целом.

С вашей победой сильнее, чем прежде, укрепится убеждение о тщетности любого сопротивления немецким вооруженным силам. Кроме того, новое жестокое поражение русских еще более поколеблет веру в возможность успеха большевизма, уже пошатнувшуюся во многих соединениях советских вооруженных сил. Точно так же, как и в последней большой войне, вера в победу у них, несмотря ни на что, исчезнет.

Русские добивались того или иного успеха в первую очередь с помощью своих танков.

Мои солдаты! Теперь наконец у вас лучшие танки, чем у русских.

Их, казалось бы, неистощимые людские массы так поредели в двухлетней борьбе, что они вынуждены призывать самых юных и стариков. Наша пехота, как всегда, в такой же мере превосходит русскую, как наша артиллерия, наши истребители танков, наши танкисты, наши саперы и, конечно, наша авиация.

Могучий удар, который настигнет сегодняшним утром советские армии, должен потрясти их до основания.

И вы должны знать, что от исхода этой битвы может зависеть все.

Я как солдат ясно понимаю, чего требую от вас. В конечном счете мы добьемся победы, каким бы жестоким и тяжелым ни был тот или иной отдельный бой.

Немецкая родина — ваши жены, дочери и сыновья, самоотверженно сплотившись, встречают вражеские воздушные удары и при этом неутомимо трудятся во имя победы; они взирают с горячей надеждой на вас, мои солдаты. Адольф Гитлер».

Внизу было обозначено, что приказ подлежит уничтожению в штабах дивизий.

— Да, штука интересная, — сказал генерал, отдавая Бородину бумагу. — Заметил, как он о танках пишет? Но ничего у них не получилось. «Тигры» тоже горят, да еще как. Впрочем, документ надо доставить в штаб фронта. Конечно, эта бумажка теперь нужна лишь для истории. Но отправляй сейчас же.

И после паузы:

— Позови командира разведчиков.

— Батьянов!

Парень в комбинезоне вскочил, оправил ремень, подбежал к генералу.

— Старшина Батьянов по вашему приказанию прибыл.

— Давно воюешь, старшина? — спросил Шубников. Ему сразу понравился этот рослый парень с открытым, красивым лицом.

— С самого начала.

— На Калининском фронте ты в корпусе был? Я тебя вроде бы видел.

— Был, товарищ генерал. В бригаде полковника Куценко.

— А в разведку как попал?

За Батьянова ответил Бородин:

— Он из авиадесантников. Хорошо дрался под Белым в танковом десанте. Когда в Нижнедевицке формировали разведбат, мы его взяли из бригады Куценко. Парень толковый, боевой. Он и добыл это обращение фюрера. Орел!

— Захвалишь. Зазнается еще.

— Не зазнаюсь, — улыбаясь, ответил Батьянов.

Шубников посмотрел на ремень старшины, на котором висело две кобуры — справа для нашего ТТ, слева большая, черная для немецкого парабеллума, из голенища сапога торчала рукоятка трофейного эсэсовского кинжала.

— Ты что-то много игрушек на себя навешал.

— Пригодятся, товарищ генерал.

— Ладно, шутки в сторону. Ты знаешь задачу?

— Подполковник мне сказал. Я понял, нам надо взять «языка».

— Нет, не просто «языка». Ты уже взял одного, жаль, живым не довез. Надо взять танкиста из свежих дивизий, которые, по-видимому, сейчас подошли с юга.

— Понятно, товарищ генерал.

— Ну раз понятно, действуй.

Батьянов ловко, с вывертом отдал честь и со строевым изяществом повернулся кругом. Быстро вскочил в мотоциклетное седло — машина взревела и помчалась по проселку, поднимая белую меловую пыль.

Группа Батьянова — три бронетранспортера и десять мотоциклов с ручными пулеметами на колясках — уже через сорок минут была в районе боя, который вел танковый батальон капитана Савичева.

Темнело. Танки медленно продвигались по неширокому склону, стреляя на ходу.

Савичев стоял за танком — потный, уставший. Не спал сутки, злой — потерял вчера семь танков.

Поздоровался с Батьяновым — старые знакомцы по Калининскому фронту.

— К нам на поддержку?

— Нет, капитан. Стемнеет — рвану в сторону хутора — вот сюда.

Он вынул из планшета карту, показал Савичеву маршрут.

— А то остался бы у меня. Утром поможешь взять Казачью Лопань. Там тебе «языков» хватит — бери любого.

— Времени нет.

— Ну, желаю удачи. Хочешь, поешь. Каша еще горячая — кухня только пришла.

— Спасибо, капитан. Некогда.

Темнота сразу, как-то внезапно опустилась на землю. Мотоциклы и бронетранспортеры растворились во мгле.

Анатолий Батьянов считал, что он многое может сделать на этой войне. В то страшное утро начала войны его подняли по тревоге — он служил в Белостоке в танковой дивизии, был мотоциклистом при штабе. А через два дня уже шел по лесной чащобе, выбираясь из окружения.

Три сотни усталых, запыленных, потерявших связь со своими, спешившихся танкистов упорно шли на восток, минуя дороги, по которым день и ночь двигались немецкие танки и бронетранспортеры. На десятый день сильно поредевший после нескольких стычек отряд остановился на краю болота.