Владимир Андреев - В день первой любви

Вернулась Ольга. Рядом с ней парень, в очках, в шикарных серых брюках и кремовой рубашке с красивым отложным воротником.

— Володя, познакомься: Даниил Корнев.

— Метелев.

— Я о вас слышал. Оля рассказывала мне. — На чистом, с залысинами лбу Корнева появились морщины. — Значит, вы насчет профессора Ухуцесси… — Он поглядел на часы, потом зачем-то на лестницу: — В четыре часа буду ждать вас в консерватории около гардероба. Не опаздывайте. — Корнев кивнул и ушел.

Володя посмотрел на Ольгу и вдруг смутился, как-то оробел. Лицо у нее было спокойным, но глаза светились холодом.

— Ну вот, все устроилось, я рада, — сказала она, улыбнувшись. — Тебе повезло.

— Это тот самый Корнев, о котором ты мне говорила?

— Да. А что?

В ее голосе послышалось недовольство — никому не позволено вторгаться в ее личное, даже самому близкому другу.

Володя спохватился:

— Да ничего. Просто так.

Она снова заговорила о его внезапном появлении: дело в том, что профессор Ухуцесси мог отсутствовать, он очень занятой человек. Вообще, сейчас такое время, дорог каждый час… Похоже, она выговаривала ему за Корнева. Володя попробовал отшутиться: он следует ее примеру — она всегда приезжает в их город неожиданно. Но это бывает так здорово! Ее внезапность — подарок ему, провинциалу.

— А! — Ольга махнула рукой и рассмеялась. — Все устроилось, и я рада. Поговоришь с профессором. Если Ухуцесси скажет «да», значит, ты прошел главное испытание и впереди у тебя прямая дорога. А сейчас извини, надо бежать.

К лицу Володи прилил жар. Ольга сейчас уйдет. Как же так? Неужели нельзя побыть с ним хотя бы полчаса? Он лихорадочно искал в кармане носовой платок, но никак не мог найти.

— Да, да, задерживаю, ты извини. Значит, мне к четырем в консерваторию. Ты меня обязательно ругай…

Ольга быстро взглянула ему в лицо и, помолчав, сказала:

— В четыре у тебя встреча с профессором. К шести ты наверняка освободишься. Приходи к памятнику Тимирязеву, это здесь, недалеко. Хорошо?

— Хорошо.

Предстоящее свидание показалось Володе каким-то вымученным, выпрошенным.

Чуть в стороне от бойкой столичной улицы, за густой зеленью деревьев, будто другой мир — тихо, пустынно. Массивные белые колонны, массивные, тяжелые двери с бронзовыми витыми ручками.

Корнев уже ждал Володю.

— Скорее. Гурий Иванович уже на месте.

— Но ведь четырех еще нет.

— Мало ли что.

Быстро поднялись по лестнице, перешагивая через ступеньку, Володя не запомнил, на какой этаж. Полутемный коридор, группками ходят студенты, тихо переговариваются. Девушки в светлых летних платьях, парни в рубашках с галстуками, в коверкотовых костюмах, чистенькие, умытые, причесанные. Вдоль стен — двери. Корнев открыл одну из них, заглянул.

— Гурий Иванович, пришел Метелев, о котором я вам говорил. — И, посторонившись, он пропустил Володю вперед.

— Здравствуйте, проходите, — послышался голос Ухуцесси.

Знаменитый профессор был невысок, грузен, лицо круглое, обрюзгшее, нос с горбинкой. Володя ожидал увидеть строгого, властного старика, а перед ним оказался добродушный седеющий толстяк, который сейчас внимательно оглядывал Володю.

— Присаживайтесь.

Профессор, конечно, уже все разглядел: пиджак на Володе явно домашнего производства, ворот рубашки маловат, шея из него торчит, как у гуся, волосы с подпалинкой — от солнца. И на чемодан обратил внимание: на нем словно рубили капусту.

— Ну-с, показывайте.

Володя щелкнул замками, достал из чемодана толстую нотную тетрадь, подал.

— Почему назвали «Песни без слов»?

Володя пожал плечами.

— Не знаю, — откровенно признался он. — Хотелось выбрать такую форму, которая не связывала бы. Есть же у Мендельсона…

— У кого?

— У Мендельсона.

— Да, да, совершенно верно. Совершенно верно, — повторил нараспев Ухуцесси и открыл рояль.

Крупными пальцами полистал тетрадь и, ворочая могучей шеей, стал тихо наигрывать, бормоча что-то себе под нос и гримасничая:

«Это что? А… Понятно — трам-та-та-трам, — ударял он пальцами по клавишам. — А это — трам-трам-трам — пожалуй наивно. А? Пожалуй, пожалуй, хотя вот тут — трам-ля-ля-трам-та-та… А это? Тра-ля-там-там, — снова зазвучала цепь аккордов. — Пожалуй, ничего, да, вот это место — трам-та-трам-та… Хм, хм… Для целой вещи маловато, но можно развить, да, да, можно…»

Володя сидел ни жив ни мертв. Профессор листал и перелистывал его тетрадь, наигрывал как-то нелепо, отрывочно, бессердечно терзая мелодию. Порой Володя просто не узнавал своих «Песен» — под пальцами профессора они искажались, а брюзжащий, с хрипотцой голос не предвещал ничего хорошего.

«Трам-там-та-там-трам, — продолжал наигрывать Ухуцесси, поводя широким подбородком. — Самое высокое из искусств — музыка. Кто это сказал? — спрашивал он себя ворчливо и сам же отвечал: — Бетховен сказал. Самое высокое…»

Наконец профессор медленным движением закрыл крышку рояля и сонно посмотрел куда-то в окно.

— Хорошо. Ладно. Значит, так: я беру вас в свой класс.

Володя вздрогнул и поднял глаза. Профессор теребил его нотную тетрадь.

— Кое-что я оставлю у себя. К осени пожалуйте к нам. Само собой, экзамены. Так что готовьтесь.

— Понимаю, — с трудом выдавил из себя Володя.

— Ну так вот. Договорились. Документы перешлите теперь же. — Профессор еще раз посмотрел на Володю, что-то взвешивая. — И пишите. Сочиняйте свои «Песни без слов», не лодырничайте. Все, что напишете за лето, привезете с собой. Вот так… До скорой встречи.

Красный, взволнованный Володя почти бежал по улице. До шести часов оставалось еще целых сорок минут, но разве можно идти спокойно, когда свершилось такое событие! «До скорой встречи! — сказал профессор Ухуцесси. — До скорой встречи!» Свершилось то, чего он так страстно желал, о чем еще сегодня утром думал как о недосягаемом.

Огромная, на целый этаж, витрина ослепила Володю. Ткань за стеклом лилась золотистыми потоками. Зашел в магазин. Еще не уяснив внезапно возникшего замысла, твердой походкой бывалого покупателя подошел к прилавку. «Сколько стоит этот материал? А этот, с цветочками? Нужен материал для летнего платья. Нет, женщина не молодая — речь идет о матери». Володя почему-то волновался и не смотрел продавщице в лицо. «Вот этот, говорите. Что ж, мне нравится. Сколько надо метров? У мамы рост? Средний. Можно, на всякий случай, добавить, чтобы не ошибиться…» Звонкая касса выбила чек. В кошельке у Володи осталось только на дорогу, если не считать еще нескольких рублей. Володя остался доволен своей выдумкой. Спрятал сверток в чемодан и быстро зашагал по улице, обгоняя прохожих.

Мраморный памятник ученому. Вокруг четырехугольная площадка. Обратила на себя внимание одна пара. Брюнет весь в белом, белые брюки, белая рубашка, с букетом роз. Рядом с ним тоненькая, в кудряшках, девушка.