Георгий Цицишвили - Любовь поры кровавых дождей

— Хорошо, мы пойдем купаться! — ответил кудрявый и глянул на Ладу.

— Лада! Оставь их, пусть купаются, что тебе с того? Ведь Кура-то не только наша! — вступился Ника.

— Я для порядка говорю, а то пускай себе купаются, очень мне надо! — Взбешенный Лада подхватил с земли свою одежду и побежал к деревне.

— Купайтесь, ребята, не бойтесь никого и вообще приходите когда хотите, — сказал я.

Белокожие худенькие парни, опустив головы, молча прошли мимо нас.

Отойдя на порядочное расстояние, они расположились близ самой воды.

…На следующий день меня послали в магазин за покупками.

Магазин находился в центре села, и, чтобы попасть туда, надо было пройти через еврейский квартал.

В начале же главной улицы квартала, где стояло красное одноэтажное здание сельской больницы, мне встретился сапожник Абрам. Он направлялся куда-то поблизости, даже не снял с себя фартука. Завидев меня, вскинул кверху обе руки и заорал:

— Благослови тебя бог, сынок, ибо ты защитил еврейских детей!

В это время на балкон двухэтажного дома, принадлежавшего богачу Мордеху Манашерашвили, вышла пышнотелая супруга Мордеха, Рахиль, и на всю улицу заголосила:

— Чтоб ты вырос счастливым у твоей матери, чтоб ты только радость и счастье видел, пошли тебе бог здоровья и благодати!..

Благословениям Рахили стала вторить и вдова сельского сапожника Сара. Она тоже всплескивала и размахивала руками и вопила пронзительным голосом.

Из лавчонок повысыпали люди, жестикулировали, гомонили, что-то мне кричали…

Я уж и не знал, что мне делать, растерялся, смутился. Ничего подобного я, конечно, не ожидал.

Я шел понурившись, провожаемый благословениями всего квартала.

Еще более шумную встречу устроили мне мои сверстники, среди которых были и вчерашние купальщики. Все уже знали о происшедшем и смотрели на меня так, словно я совершил какое-то геройство.

— Никого не бойтесь, — сказал я ребятам, которые гурьбой обступили меня, — приходите и завтра, и послезавтра, и когда захотите, никто нам не помешает!

На следующий день мы, как всегда, пошли на Куру и вместо двух арб сена почему-то перевезли четыре.

Лада тоже был с нами, но мы с ним не глядели друг на друга и не разговаривали.

В полдень, когда настала пора купаться и мы разделись, я вдруг увидел двух знаменитых на все село драчунов, двоюродных братьев Лады Фридона и Амирана. Я тотчас смекнул, что они пришли неспроста, что вся тройка что-то затевала.

— Не бойся, я с тобой, — шепнул мне Ника Квривишвили. — Перетяну еще нескольких ребят на нашу сторону, и эти прохвосты с нами не справятся.

Я приободрился. Ника был храбрым и надежным парнем, он никогда не подводил и, если понадобилось бы, против ста человек пошел бы не раздумывая. Он был и силен, и ловок, и сметлив. В кулачном бою Ника не имел себе равных.

— Эти отчаянные, кроме себя, никого не признают. Кулачье, да и только. Чудом уцелели. — Ника имел в виду родню Лады, его семью и семьи двоюродных братьев, которые жили очень зажиточно, но очень замкнуто. В колхоз эти семьи не вступили и числились единоличниками.

Я опасливо поглядывал на железнодорожную насыпь — с той стороны должны были появиться еврейские ребята.

Двойственное чувство обуревало меня: мне и хотелось, чтобы они пришли, и не хотелось. Братья Лады казались очень уж огромными. У них были такие мощные плечи и руки, что, верно, одолеть их было бы очень трудно.

Но вот на насыпи появилась ватага ребят. Их было больше, чем вчера. Впереди вышагивал высокий парень.

Наши тотчас стали переговариваться друг с другом.

А та озорная троица громко гоготала над чем-то. Они поглядывали то на меня, то на приближавшихся ребят.

Когда еврейские ребята подошли совсем близко, Мишка заступил им дорогу и заорал:

— А ну, вертайте назад!

Тогда и я, так же как вчера, вскочил и крикнул:

— Не поворачивайте, ребята! Идите купаться. А ну, пусть посмеет кто-нибудь вас тронуть!

— Эй ты, городской, не чешутся ли у тебя бока? — спросил меня один из братьев Лады, который жил в верхней части села и которого в лицо я не знал.

— Это мы поглядим, у кого бока чешутся, — не уступал я.

Лада вышел вперед и предложил, видимо, заранее продуманный план:

— Давайте сделаем так: пусть выйдут по одному парню и от нас, и от них или от тех, кто их хочет защитить… — он насмешливо оглянулся на меня, — хотите — бороться будем, хотите — на кулаки. Кто победит, за тем и слово…

Было очевидно, что Лада сам хочет сразиться со мной и придумал этот прием для того, чтобы рассчитаться за вчерашнее.

— Пусть так, — ответил я. — От них выйду я, — и начал стягивать с себя штаны. Они были у меня единственные, и я боялся их порвать в борьбе.

— Нет, я буду с ним бороться, — возразил высокий парень, который шел впереди всех. Я знал, что его звали Ароном. Он был известен как хороший ученик и смелый парень.

— Ты?! — насмешливо протянул Лада и снизу вверх оглядел высокого парня так, словно измерял его рост.

Двое шустрых ребят связали пару ремней, один остался на месте, держась за связанные ремни, второй парень, натянув другой конец, обежал вокруг товарища, очерчивая круг.

Лада с улыбкой приблизился к противнику.

Схватив его одной рукой за кисть руки, а другой вцепившись выше локтя, он с быстротой молнии опустился на одно колено и хотел было перебросить противника через плечо, но высокий парень успел широко расставить ноги и устоял. Потом он вырвал свою руку, с непостижимой ловкостью подхватил Ладу под мышки, словно обручем сжал его, и, ловкой подножкой сбив с ног, мгновенно уложил на обе лопатки.

Все это он проделал так стремительно, так умело и красиво, что мы ахнули.

— Не по правилам! — стали кричать двоюродные братья Лады.

— Арона сам Шапата учил борьбе. Увидишь, как он отделает этого клыкастого! — тихо сказал мне кудрявый парень. Он незаметно очутился рядом со мной.

Шапата был прославленный на всю Карталинию борец. Он работал на лимонадном заводе нашего села. В черном резиновом фартуке он с такой легкостью таскал тяжелые ящики с лимонадом, словно они были невесомыми. Этого веселого, никогда не унывающего бедняка еврея любило все село, а еврейское население просто боготворило.

Первое поражение еще более разъярило Ладу. Вконец остервенев, он бросился на противника, но тот, опередив его, опять сбил с ног и вновь уложил на обе лопатки.

В таких случаях мы, по обыкновению, поднимали восторженный крик, но на этот раз воцарилась мертвая тишина.

Все смотрели на Арона, который как ни в чем не бывало взял у маленького мальчишки свою пеструю сорочку, спокойно натянул ее и отошел в сторону.

— Раз у нас был уговор, слово за тобой, — сказал ему Ника Квривишвили.