Георгий Цицишвили - Любовь поры кровавых дождей

Председатель был доволен: две арбы соломы в день его вполне устраивали, а то, что дома у каждого из нас было немало дел по хозяйству, председателя отнюдь не тревожило.

В один прекрасный день, лежа на песчаном берегу Куры и греясь после купания на солнце, мы увидели возле будки стрелочника ватагу ребят. Они перешли через железнодорожное полотно и приближались к нам.

Ребята были уже довольно взрослые. Они шли обнаженные по пояс и, видимо, намеревались искупаться в Курс.

— Ого, — удивленно заметил кто-то из нас, — евреи идут купаться на Куру!..

Это и вправду было необычным явлением.

— Мы не должны этого допустить! — твердо проговорил Лада.

— Почему не должны? — робко осведомился я.

— Во-первых, они почти никогда не ходят к реке и вообще не умеют плавать, во-вторых, у них есть свои купальни в нижних притоках, они всегда там купаются. Зачем их сюда пускать, здесь Кура наша!

— А что случится, если они здесь будут купаться? — спросил мой друг Ника.

— Нельзя, осквернят они Куру, — заупрямился Лада.

— Что ты говоришь, Лада, как это осквернят, ведь Кура все время течет, в ней и скотину купают, и белье стирают, и ничего с ней от этого не случается…

— Это совсем другое. Все это — и скотина, и белье — принадлежит христианам, а они — евреи.

— Ну и что же, разве евреи не такие же люди, как мы?

Эти вопросы раззадорили и без того горячего Ладу, он, подойдя ко мне почти вплотную, проговорил угрожающе:

— Ты, братец, городской, и наших деревенских дел тебе не понять. Сегодня ты здесь, а завтра смоешься в свой город. Мы не допустим, чтобы они нашу Куру поганили, а ты, если не замолчишь, отведаешь вот этого, видишь? — и он потряс передо мной длинным ясеневым прутом.

Я замолчал, зная, что Лада шутить не любит. Он был на три года старше меня и чертовски силен, мог положить на лопатки любого взрослого мужчину.

Тем временем нежданные гости постепенно приближались. Они держали в руках разноцветные сорочки, которые сняли, готовясь купаться, и брели не спеша, негромко переговариваясь меж собой.

По сравнению с нашими ребятами кожа у них была совсем белая. Видимо, солнечные лучи ее не касались.

Я с колотящимся сердцем ожидал их приближения.

Лада и еще несколько наших ребят напряглись, напружинились, охваченные боевым азартом, как ощетинившиеся псы перед схваткой с волками.

Когда те приблизились шагов на двадцать, Лада подал знак. По этому знаку мгновенно вскочил самый младший из нас, четырнадцатилетний Мишка по прозвищу «Рваное ухо», приспешник Лады.

— А ну, мотайте отсюда, здесь вам не место купаться! — громко крикнул он ничего не подозревавшим парням.

Они остановились. Сгрудились поплотней. Молча смотрели на нас и не двигались с места.

— Живей убирайтесь, говорю! — заорал Миша и нагнулся, будто за камнем.

Несколько парней повернулись и собрались было уходить обратно. Самый смелый из них голенастый курчавый парень осторожно спросил:

— Что, разве Кура только ваша?

— Давай, давай, заворачивайте и убирайтесь, нечего болтать! — поднялся с земли и Лада.

— Нет, не уходите! — вскочил тут я. — Если хотите купаться, идите и купайтесь!

Я почувствовал, как у меня вдруг пересохло горло и все тело охватила дрожь.

Парни с удивлением воззрились на меня. Они не могли понять, шучу я или говорю серьезно.

А наши совсем опешили, вылупили на меня глаза.

Лада побагровел. Он с недоумением и злобой смотрел на меня, сжимая пудовые кулаки.

— Перестань! — хрипло потребовал он.

— Ну-ка, если вы такие смелые, троньте их! — закричал я и перешел на сторону еврейских ребят.

Горячая волна окатила мне грудь. Мной овладел благородный порыв заступиться за обиженного. Порыв, который иной раз заставляет сделать то, чего и сам от себя никогда не ожидал. Я весь напрягся и думал: если Лада все же осмелится на какой-нибудь выпад против еврейских ребят, я непременно, чего бы это мне пи стоило, заступлюсь за них.

Не знаю, почему, но Лада слегка смутился. Если бы мы схватились, он бы наверняка одолел меня, однако он почему-то робел. Силой он бесспорно превосходил меня, но, видно, духом я был сильнее.

Мы с Ладой стояли друг против друга, В каждый миг мы были готовы броситься друг на друга.

Теперь он смотрел на меня со спокойной и хитрой улыбкой, хотя был весь напряжен, готов к прыжку, как пантера. Я отчетливо видел, как на его сильной шее билась тоненькая синенькая жилка.

— Слушай, Гогиа, неужели нам придется подраться из-за этих слюнтяев? Мы ведь старые друзья…

— Ты мне больше не друг!

— Э-э!.. Почему же? — Лада продолжал улыбаться.

— Милые ребята, не надо вам из-за нас ссориться! — это сказал все тот же голенастый курчавый парень. Видно, он был у них главный. Он проговорил эти слова с такой мольбой, что у меня чуть слезы на глаза не навернулись.

— Не ссорьтесь!..

— Мы уйдем обратно…

Они повернулись и, понурив головы, мелкими медленными шажками побрели к деревне.

У меня будто что-то оборвалось в сердце. Кровь бросилась в голову. Я ничего не почувствовал, только услышал звук удара. Потом увидел, как пошатнулся Лада, как двумя ручьями хлынула у него из носа кровь, как он рукой утер эту кровь и метнулся ко мне.

Страшный ответный удар на мгновение ошеломил меня, но я сразу же очнулся и с такой силой стукнул Ладу кулаком в подбородок, что голова его отдернулась назад.

Мы схватились не на жизнь, а на смерть…

Перепуганные ребята кричали, ревели, взывали о помощи, бегали вокруг, натыкаясь друг на друга, но не отваживались броситься между нами, не смели разнять нас.

А мы колотили друг друга изо всех сил, не зная удержу и пощады.

Наконец совершенно обессилев, мы оба остановились, словно по уговору.

С рассеченными бровями, окровавленные, как два злейших врага глядели мы друг на друга и тяжело, шумно дышали.

Мы оба были такие измученные, что еле держались на ногах.

Увидев, что мы деремся, еврейские ребята вернулись обратно и в растерянности безмолвно наблюдали за нами.

Вероятно, и они хотели нас разнять, но, конечно, не осмеливались.

— Что, взял? — насмешливо спросил меня Лада.

— А ты взял? — так же спросил я в ответ.

— Я их не допустил! — Лада указал рукой на евреев.

— А я пущу! — с угрозой выкрикнул я и снова рванулся к нему.

Лада отступил на шаг и приготовился к отпору.

Кажется, впервые в жизни он растерялся, видимо его смутила моя настырность. Он никак не мог понять, почему я так самоотверженно защищаю каких-то еврейских мальчишек.

В это время тот кудрявый длинноногий парень бросился между нами и плачущим голосом взмолился:

— Ребята, не надо, умоляю!..

— Тогда ступайте купаться! Вы ведь пришли купаться, идите и купайтесь, сейчас же идите! — категорически потребовал я.