Эдуард Хруцкий - Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

Почувствовав под собой коня, Дурсун ловко разобрала поводья, переданные ей Аймамедом, и три всадника, низко пригнувшись к лошадям, помчались в сторону от дороги. Позади хлопали выстрелы, потом стал приближаться все нарастающий топот, лай и повизгивание псов.

— Скачите к головному арыку, там собаки не возьмут след! Я их задержу! — крикнул Аймамед, развернул коня и, соскочив на землю, открыл ответный огонь.

Не выпуская из рук недоуздок коня, на котором скакала перепуганная Дурсун, Ичан на мгновение обернулся.

Трескотня выстрелов Аймамеда прервалась, донёсся то ли стон, то ли крик:

— А-а-а-а!

Ичан зло выругался, пришпорил коня, увлекая за собой и без того отчаянно скакавшую лошадь Дурсун. Но вот и главный арык. Они долго ехали по воде, прислушиваясь к топоту лошадей и лаю собак, метавшихся там, где они достигли арыка.

Всё было разыграно как по нотам, но временами эта игра настолько увлекала Ичана, что он забывался и уже всерьёз начинал думать, как уйти от погони, обмануть преследователей. Приключение радовало его, веселило душу. Но вот арык привёл их к тому месту в горах, откуда вода каскадом падала по бетонированным желобам. Там уже могли быть колхозники, работавшие на поливе плантаций. Боясь нежелательного вмешательства, Ичан отпустил коней, резко свернул в сторону. Дурсун взмолилась:

— О, Ичан! Я больше не могу! Сил нет!

Она и в самом деле едва не падала с ног от усталости и нервной встряски.

Ичан подхватил её на руки и больше километра нёс, поднимаясь в горы, а когда она немного пришла в себя, еще полчаса тащил за руку по такой крутизне, что здесь уже можно было не опасаться погони: в этих скалах один хороший стрелок мог задержать целый отряд. Наконец в нагромождении камней открылся вход в гавах — пещеру. Ичан увлёк Дурсун к гаваху. Та неожиданно остановилась, не соглашаясь войти.

— Ай, Дурсун-ханум! — с досадой воскликнул Ичан. — Сейчас не время спорить. Отец приказал тебе слушаться меня. Плохо тебе не сделаю. На гулили идти нельзя: геок-папак там каждый камешек проверяют, нас с тобой ищут. Оставаться с тобой мне тоже нельзя, я должен быть с отарой: всех чопанов тоже проверят, кто дома, а кого нет. Здесь вот, — Ичан снял заплечную торбу, — для тебя одежда, еда и питье. Жди меня до ночи, никуда не ходи. Если будет все спокойно, завтра ночью перейдем гулили, к утру увидишь отца. Чтобы тебе не скучать, с этого места будешь видеть, как мы с чолоком Рамазаном отару пасём.

Ичан оставил Дурсун в гавахе, растаял в темноте. Весь следующий день он маячил с отарой около скалистого отрога горного хребта, где пряталась за нагромождением камней, в тайном гавахе Дурсун. Наверняка она видела, как ранним утром к отаре на всем скаку подъехали два пограничника, спрашивая о чём-то, а Ичан показал им рукой в сторону, противоположную от гаваха. Ночью Ичан и Дурсун благополучно перешли границу, к утру были недалеко от аула Фаратхана. Полностью доверявшая теперь Ичану, Дурсун призналась, что старый Хейдар сумел передать весть семье, где он и что с ним. Она уверенно вела теперь Ичана к его закордонным хозяевам, а Ичан всё с большей тревогой осматривался по сторонам: приближалась самая трудная и самая ответственная часть задания.

— Ай, Дурсун, — сказал Ичан, когда они подходили к укрытому зеленью высокому добротному дому, — как хорошо, наверное, снова оказаться на земле своего рода!

— Джан Ичан, — ответила Дурсун, — то, что ты сделал для меня, я никогда не забуду. Но дети мои остались по ту сторону гулили. Не знаю, когда и где я их увижу, и увижу ли…

— Ты их обязательно увидишь, Дурсун-ханум, — заверил её Ичан. — Я думаю, очень скоро увидишь…

В глубине тенистого двора, за высоким красивым домом господина Фаратхана приютилась среди подсобных служб и помещений маленькая глинобитная мазанка. В мазанке перед двумя фарфоровыми чайниками, держа пиалу на вытянутых пальцах, сидят и пьют геок-чай, степенно беседуя, Ичан со своим старинным другом Хейдаром.

Дурсун отправили на женскую половину дома отдыхать после трудной дороги. Господин Фаратхан был занят и пока что пришельцев из-за кордона к себе не вызывал. Он даже не вышел к Ичану и Дурсун, а лишь появился в богатом халате и тюбетейке перед открытым окном своего дома, принял вещественный пароль — кабачок-табакерку. Только и спросил у Хейдара: «Ты знаешь этого человека?» — «О да, горбан! Да продлятся вечно годы твои, — с поспешностью ответил Хейдар. — Вместе с моим другом Ичаном мы отбывали наказание советских властей». Фаратхан пристально посмотрел на Ичана и, уже отвернувшись от окна, негромко сказал:

— Будешь нужен — позову. Пока отдыхай. Можешь говорить с Хейдаром.

С первой минуты, едва увидев Дурсун и обняв ее, Хейдар не знал, как выразить свою радость. Сейчас же Ичан, довольный завершением поисков Хейдара, заметил в лице старика следы забот, тяжкого раздумья, как будто с приходом Ичана и Дурсун жизнь его стала ещё труднее. И всё-таки он был рад встрече, этот старый проводник, терьякеш и горе-контрабандист Хейдар. За последнее время он стал ещё старше, желтее и морщинистее. Казалось, не только горе, но и болезнь подтачивали его.

— Ай, Ичан, я уже не думал, что увижу близкого человека с той стороны, а тут такая радость — сам пришёл и дочь Дурсун привёл!

— Если наш приход для тебя такая радость, почему тогда печальный, Хейдар-ага? — участливо спросил Ичан. Ему казалось, что раз он своим приездом протянул Хейдару мостик «с той стороны», да ещё прихватил его родную дочь, во взгляде Хейдара должна быть только радость.

— Ты ещё спрашиваешь, джан Ичан, — вздохнув, ответил Хейдар. — Сам подумай. Сын Барат-али воюет на Западном фронте, Патьма — жена моя — по ту сторону гулили, а я здесь, по эту, и ещё неизвестно, когда домой попаду. Дочь Дурсун со мной, её дети в Советах под охраной зелёных фуражек. Ты пришёл тоже по их приказу, я хожу с людьми Фаратхана, ругаю Советы, а сам не знаю, как через гулили опять к вам уйти. Совсем я запутался, джан Ичан, не вижу для себя никакого выхода.

Ичану не терпелось поскорее приступить к делу, расспросить Хейдара, с кем он встречается, кто ещё, кроме Фаратхана, заставляет его ездить по аулам, рассказывать о Советах небылицы. Надо было передать задание полковника Артамонова, хотя Ичан не был уверен, наступило ли время для такого серьёзного разговора. По опыту он знал, если не мешать Хейдару, сам он постепенно гораздо больше расскажет.

— Не знаю, как я согласился в Каракумы идти, джан Ичан, — словно в раздумье продолжал Хейдар. — Наверное, обрадовался, что нашлась Патьма, почувствовал, будто мне тридцать лет, а не пятьдесят пять. Всю жизнь по чужой указке жил, а тут доверили такой отряд в Каракумы вести, сам полковник Артамонов задание давал!