Эдуард Хруцкий - Граница. Библиотека избранных произведений о советских пограничниках. Том 2

Видно было, что Кайманов тревожится, но заметил это лишь Андрей. Вмешиваться сейчас в затею Самохина значило бы подорвать авторитет зелёных фуражек. Яков не вмешивался. Все с интересом наблюдали за приготовлениями. Один из сыновей Фаратхана тщательно зарядил ружьё. Сначала засыпал порох, потом забил пыж, дослал в ствол шомполом нулю и заткнул ее вторым пыжом, аккуратно вырезанным из пробки.

— Господин Фаратхан, — спросил Самохин, — покажите, пожалуйста, где можно стрелять?

— За домом — гора, против горы, пожалуйста, стреляйте, — ответил немало заинтересованный Фаратхан.

Андрей попросил кусок шпагата, с помощью Кайманова продел его по верхнему краю бумажки вдоль сгиба листков, приложил бумажку с «молитвой» к груди, концы шпагата перебросил через плечи за спину, сам стал между деревьями с невозмутимым видом шагах в пятнадцати от остальных.

— Ну, Ашир, бери харли, проверь мою молитву, — сказал он. Андрей понимал, что игра заходит слишком далеко, но Ашир должен был поверить в его ай-дога.

— Что ты, что ты, горбан! — испуганно замахал руками бедный Ашир. — Разве я могу!

Он весь затрясся от страха и на четвереньках полез с кошмы, на которой сидел.

— Клычхан! — сказал Андрей. — Я думаю, у вас сердце мужчины. Возьмите ружьё и проверьте, как защищает меня моя ай-дога.

Андрей, улыбаясь, с невозмутимым видом встал перед Клычханом, тот поднял ружьё, стал целиться ему в грудь.

— Остановись, Клычхан, — сказал Фаратхаи. — У аллаха много правоверных. Он может не рассмотреть сквозь листву этой чинары ай-дога на груди нашего достопочтенного гостя. Я не хочу, чтобы в моём дворе произошел несчастный случай. Чего стоит эта бумага, мы узнаем без риска пролить кровь.

С видимым сожалением, пожав плечами в знак того, что воля хозяина дома для него закон, Андрей снял с груди свою ай-дога, зацепил шпагат за сучки, повесив бумажку между деревьями, отошёл в сторону. Фаратхан взял из рук Клычхана харли, поставил перед собой сошку — длинную палку с развилкой на конце, в развилку положил цевьё ружья, тщательно прицелился. Раздался выстрел, тетрадный листок взметнулся белой птицей, перекрутился вокруг шпагата, закачался из стороны в сторону. Гости Фаратхана бросились к нему. Листок оказался нетронутым.

— Ай, би-и-и! Box! — раздались удивлённые возгласы. — Лечельник, вы настоящий святой человек, совсем как мулла!

— Я не мог промахнуться! — воскликнул удивлённый не меньше других Фаратхан. — Все видели, как взмахнула белыми крыльями ай-дога.

Действительно, и слепому было видно, что пуля угодила позади бумажки в пень арчи на склоне горы. От пня откололась белевшая свежей древесиной щепка. Андрею стало весело: опыт удался. В элементарном учебнике физики можно прочитать, что пуля в полёте уплотняет перед собой воздух. Этот воздух и отбрасывает бумажку, оставляя ее невредимой. Фаратхан и его гости физику не учили. Удивлённо рассматривали они листок с непонятными письменами.

— Ай, какая хорошая ай-дога! — с притворным восхищением сказал Фаратхан. — Как жалко, как жалко, что такого большого начальника, как вы, господин старший политрук, — Фаратхан приложил руку к груди, поклонился Самохину, — она всё-таки не спасла от пули.

— Скажи ему, Яков Григорьевич, — попросил Андрей Кайманова, переводившего и комментировавшего весь разговор, — что такая же ай-дога есть у меня на груди. Она отвела пулю от сердца и только поэтому пуля попала в руку.

Фаратхан и гости принялись одобрительно ахать, Клычхан хотя и сдержанно, но тоже выразил своё изумление, но, Андрей это видел, не поверил в его чудесную ай-дога. Тем не менее Клычхан с затаившейся в глазах усмешкой сидел и молчал. А безмятежно улыбающийся Самохин ловил на себе недоумевающие взгляды гораздо более глубокого смысла: видно, молва о странном замполите, что и Хейдара от пули Галиева спас, и с Сюргуль дружбу водит, докатилась и сюда.

— А теперь, Ашир, — предложил Кайманов, — давай-ка, брат, проверим твою ай-дога. Может быть, ты её уже проверял? Мулла в тебя стрелял? Или нет?

— Но-о-о, — воспротивился Ашир, — ты что, думаешь, я дурак? Я за неё мешок угля отдал, но, как начальник Андрей, перед заряженным харли не стану.

Поскольку все расположились у пня, рассматривая след пули, Самохин прицепил бумажку, на которой была написана ай-дога Ашира, прямо в пень.

— Проверь сам, может, и это сделать боишься? — сказал Кайманов.

Фаратхан приказал ещё раз зарядить ружье. Ашир положил его цевьём на сошку, тщательно прицелился и влепил пулю в самую середину своей ай-дога. Удивлённые возгласы раздались со всех сторон. Ашир схватился за голову.

— Вай! — воскликнул он. — А если бы она не на пне, а на мне висела?

— Дорогой Ашир! — так, чтобы его слышали все присутствующие, сказал Андрей. — Я с большим удовольствием дарю тебе эту мою ай-дога. Какая она есть, ты сам видел, пусть защищает тебя от пули и хранит от всех бед!

Яков перевёл торжественную речь Андрея, а сам подумал: «Хорош бы ты был, отчаянная голова, вздумай Клычхан нажать спусковой крючок». То, что он не нажал его, подтверждало: Клычхан знал, в чём дело, и молчал. Андрей свернул свою ай-дога в несколько раз, закатал её тугой трубочкой, заложил в ладанку, висевшую на шее Ашира. Тот с благодарностью двумя руками схватил его за здоровую руку:

— Ай, сагбол, сагбол, джан брока чара, Андрей-ага! Ты мне так широко открыл двери солнца в светлый храм аллаха, что он теперь, наверное, увидит и защитит бедного Ашира! Ай, какой ишак! Какой ишак старый Ашир! Мулле поверил! Целый мешок угля отдал! Пропал мешок угля! Пропал бы сам бедный Ашир!

— А если знаешь, что ты — ишак, — вполголоса сказал раздражённый всей этой сценой Фаратхан, — зачем сел за стол вместе с людьми? Да извинят меня мои уважаемые гости, но этот не достойный рассердил меня своим неприличным криком.

Клычхан вскочил на ноги:

— Ты нарушил закон, Фаратхан! Ты оскорбил гостя!

— Что ты, что ты, — ласково возразил Фаратхан. — Только из уважения к нашим глубокоуважаемым гостям, которых все мы очень любим, я не сказал этому недостойному, которого никто в гости не звал, то, что хотел бы сказать. Я слишком люблю Советы, слишком уважаю дорогих гостей, чтобы произносить в их присутствии грубые слова.

— Ты, Фаратхан, сейчас ласковый, как лисий хвост! — сверкая глазами, продолжал Клычхан. — Разве не ты всем говорил, что русские едят людей, русские — звери, русские — воры?

Фаратхан с искренним изумлением воздел руки к небу, призывая аллаха в свидетели, что ничего подобного он не говорил.

— Тебе, Клычхан, наверное, солнце голову напекло. Я всегда любил Советы! За клевету ты мне ответишь! Я сейчас же сообщу военному судье, чтобы тебя наказали, и строго!