Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]
- Название:Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1982
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Карпов - Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания] краткое содержание
Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Признание в ненависти и любви [Рассказы и воспоминания] - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Поужинав и отправив Толика спать, Василий Иванович крякнул, поднялся из-за стола и, смутно чувствуя какое-то беспокойство, потянулся.
«Парад! — снова всплыло в голове. — Гм-м! Парад!..»
Вернулся Вельский. Старательно вытирая перед дверями ноги, шаркал ими о половичок, звенел шпорами.
— Несчастье, Василь! — сообщил с порога. — Сожжены Большие Городячичи. Погибла Феня Кононова. Есть сведения — готовятся крупные акции.
— Погоди, — как бы отмел его слова Василий Иванович. — Это проверено?
— Кроме последнего, все проверено.
— Не уберегли, значит?
— Как видишь… Сейчас сводку Информбюро принесут. Также нерадостная…
Действительно, постучав и получив разрешение войти, порог переступил радист — чубатый юноша с золотистым пушком на щеках и ясным, преданным взглядом. Как всегда в таких случаях, расправив плечи, обтянул пиджак, подпоясанный широким ремнем с кобурой, из которой свисал начищенный до блеска немецкий шомпол.
— Еще тепленькая, товарищ секретарь! — доложил он, протягивая листок бумаги. — То же, что и вчера. Но по тому, как зверствуют немцы, можно судить, их дела хуже. — И хотя видно было — радист хочет поговорить еще, стукнул каблуками.
Василий Иванович просмотрел сводку, подержал ее в руке, будто взвешивая, и передал Вельскому.
— Ты слышал, что он сказал, Юзик? — произнес задумчиво.
— Конечно! — с готовностью ответил Вельский. Однако, увидев глубокую складку на лбу у Василия Ивановича, понял, что тот занят раздумьями над чем-то сложным, сделал вид, что ищет что-то, и, использовав молчание Василия Ивановича, подался в свой угол.
Но Вельский ошибался, неосознанная забота проснулась в Василии Ивановиче гораздо раньше и безотносительно к нему. Несчастье же с городячинцами и Феней лишь сделали его беспокойство более явным. Феню, славного комсомольского вожака, и городячинцев было очень жалко. Однако сквозь сострадание к ним ясно пробивалась и тревога. Что с этим обстояло именно так, свидетельствовало еще одно: когда он прочитал сводку, это беспокойство и тревога усилились. Они чего-то требовали от него, о чем-то предупреждали.
О чем?
Обхватив рукой подбородок, Василий Иванович сердито нахмурился. Складки на его лбу обозначились еще резче.
«О чем? — нетерпеливо, сердясь на себя, подумал он. — Не о Минске ли?.. Конечно, о Минске!»
После прошлогоднего провала подпольный центр там не восстанавливался: гитлеровцы развязали страшный террор, да и их служба безопасности основательно изучила структуру подполья, тактику подпольщиков и подготовила провокаторов… Вместе с этим не так уж далеко от города, в партизанских зонах, действовали межрайонные партийные комитеты, боролись партизанские соединения и спецгруппы. Непосредственное руководство подпольем во многом перешло к ним. И стоит отметить: это оказалось неожиданным для гитлеровцев и вдохнуло свои силы в борьбу с ними.
Расстегнув ворот генеральского кителя, к которому он еще не привык, Козлов тяжело, словно тревожные думы легли ему на плечи, зашагал по землянке.
Он не имел привычки торопить естественный ход событий. Не особенно спешил и сам с решениями. Верил: самое важное — предугадать, куда они клонятся, и быть готовым к неожиданностям. Но вопреки этому, а может быть, в результате этого, тревога у Василия Ивановича нарастала и нарастала.
Приоткрыв дверь в соседнюю половину, он бросил в темноту, не скрывая своего волнения:
— Юзик, ты спишь?
— А что? — хрипло отозвался Вельский. — Надумал поговорить? Заходи.
— Зажги свет и прочитай, пожалуйста, последний абзац сводки о немецких зверствах. Давай обмозгуем вместе…
Он сел в ногах на постель Вельского и, понурившись, начал слушать, водя ладонью по голой шее и ключицам. Слушал и снова представлял иное: охваченный огнем Минск, каким покидал его два года назад.
— Мне вспоминается, Юзик, прошлое, — сказал он, как только тот кончил читать. — Вспоминался и Жлобин… В двадцать первом его блокировали легионеры Довбор-Мусницкого. Но взять не смогли. И когда откатились, мы с отцом, отпросившись у командования, двинули в свое Заградье, которое побывало в руках легионеров. Боялись да почти были уверены, что не увидим никого из своих. Отец ведь возглавлял комбед. Но не отгадали. Мать с малышами перебыла напасть в лесу… Уловил?
— Улавливаю, — взволнованно ответил Вельский, чему-то радуясь. — Правильно! Время подумать и об этом.
При отступлении гитлеровцы, безусловно, постараются…
— То-то, дипломат!..
Оставаться в землянке он уже не мог. Захотелось увидеть над головой небо, ощутить свежий воздух.
Ночь как бы обняла его. Свежесть коснулась рук, груди, лица. Он осмотрелся. На синем, будто зыбком небе мерцали звезды и отчетливо обозначался ковш Большой Медведицы. Но над кронами деревьев небо было неподвижным, без звезд. Казалось, звездный купол там обрывается, и нечто подсвечивает его.
— Жгут костры на обманном, — подсказал откуда-то из темноты часовой, видимо догадываясь, что могло заинтересовать Василия Ивановича. — Правильно это придумано, товарищ генерал.
— Стараемся, — не очень внятно ответил тот и отошел от землянки. — Ничего не попишешь, обязанность… — И снова стал думать о Минске: «И вправду, что ты там, когда понадобится, сделаешь разрозненными группами? Как будешь помогать людям и спасать уцелевшее?»
Он шагал по жизни, как по азимуту, не сбиваясь с ноги. Отслужив в армии, кончил комвуз, работал парторгом ЦК в колхозах, директором машинно-тракторной станции, первым секретарем райкома. И всегда всем существом чувствовал, что значит для дела единое в своем стремлении руководство.
В памяти всплыло, как незадолго до войны выводил район из отстающих, как наступали на хутора — эту злую беду, разъединяющую и коверкающую людей.
— Хутора! — словно убеждая себя, с отвращением повторил Василий Иванович. — Хутора…
С юго-запада долетел прерывистый рокот. Набирая силу, он клином разрезал перед собой темноту — въедливый, ноющий на острие клина.
— К нам, скорее всего, товарищ генерал, — снова предупредил издали часовой.
«Этого еще недоставало!» — подумал Василий Иванович и почувствовал — затылок и одеревеневшую спину обдает холодом.
А рокот тем временем надвигался как бедствие и, усиливаясь, даже колебал воздух. Самолеты явно летели гуськом, друг за другом, и потому вскоре стало похоже на то, что рокот повис над головой, а потом начал падать на землю.
Там, где светлел край неба, навстречу ему вскинулись огненные вспышки и бахнуло несколько раз подряд. Затем еще и еще. И каждый раз тьма, словно ринувшись на вспышки со всех сторон, гасила их.
Когда она в последний раз смыкалась над зловещими всплесками, из землянки показался Вельский. Тяжело дыша, подбежал к Василию Ивановичу.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: