Фёдор Кнорре - Навсегда [Роман]

Нагловатый парень-аккордеонист сидел, не отрывая преданных, послушных глаз от лица Аляны, и благоговейно, едва касаясь, пробегал пальцами по клавишам.

Степан, стоя вдали, у стенки, невольно видел застывшие лица людей. Некоторые сидели, уставясь в одну точку, точно стараясь вспомнить что-то важное, давно забытое, но большинство смотрело прямо в лицо Аляне с таким выражением, что Степан с тревогой подумал: «Что же это? Оказывается, ее все любят? Оказывается, все понимают, что она одна особенная, необыкновенная? И эта пожилая женщина, которая смотрит на нее, кивая в такт, с такой благодарной ласковостью. И эта девушка, что с полуоткрытым ртом заглядывает через плечо подруги, чтоб видеть лицо Аляны. И этот бородатый старый человек с растерянной детской улыбкой на грубом морщинистом лице… Все они ее любят. Что же я могу для нее значить?»

Аляна допевала песню, все замедляя. Задержав дыхание так, что голос на мгновение в нерешительности замер, она словно с облегчением выдохнула последнее слово и исподлобья улыбнулась своей милой, притворно хмурой улыбкой.

Слушатели все время были точно связаны песней, а теперь, как будто их развязало, задвигались, ожили, заговорили.

— Чертовски прилично спела! — громко объявил Казенас и, зажмурив глаза, помотал головой.

Девушки окружили аккордеониста, выровнялись в два ряда и запели хором. Казенас потянул Степана за рукав, и они выбрались из зала покурить на свежем воздухе.

— Если хочешь увидеть настоящего, стопроцентного, ничем не разбавленного дурня, — с громким причмокиванием раскуривая трубку, вполголоса пробурчал лесничий, — посмотри вон туда. Сыночка моего, Пятраса, видишь? Люди веселятся, а этот сидит кислый, как уксус.

Степан посмотрел на Пятраса, который в этот момент, сидя на ступеньке крыльца, вынул изо рта окурок, зажег от него новую сигарету и с безучастным видом вяло продолжал курить…

— Мне про него говорили что-то, — начал было Степан, но замолчал: по ступенькам крыльца стремительно сбежала Магдяле, оглянулась, увидела Пятраса.

— Это еще что такое? Идемте танцевать. Там кавалеров не хватает, а он сидит.

Пятрас нехотя встал и бросил сигарету.

— Ведь там еще поют…

— О, да тут целая компания собралась, — протянула Магдяле, заметив Степана и старого Казенаса. — Тогда вот что. Пятрас, вы пойдете со мной. Живо! — и, не оглядываясь, выбежала за калитку.

Пятрас лениво двинулся за ней, потом пожал плечами и тоже побежал.

— Вот как у нас, — сказал старик, провожая их взглядом. — «Бегом марш!» — и мой дурень бежит за юбкой. Ну, пускай, лишь бы не киснул…

— Так я слышал какую-то историю, — опять начал, припоминая, Степан. — Невеста его бросила, что ли?

— Ну, бросила. Ну, пожалуйста! — с сердцем воскликнул Казенас. — Вчера, что ли, бросила? Год прошел. Давно плюнуть пора… Девка-то, главное, эта его Ирэна — поглядеть не на что. Ножки тоненькие, как у козы. Глазищи — во!.. — старик растопырил пальцами веки. — Они с моим дурнем были по уши влюбленные друг в дружку… Да он-то кто? Простой лесник. А она взяла да и вышла за фабриканта. Малюнас, слыхали? Конфетная фабрика. Ну, фабрику у него отобрали через месяц после свадьбы. Зато сам старый пузан остался у нее в полном распоряжении. На всю жизнь.

Лесничий выколотил о каблук потухшую трубку и, ворча что-то себе под нос, стал набивать ее снова.

Вынырнув из тумана, тяжело дыша после бега, появились Магдяле с молодым Казенасом и, пересмеиваясь, прошли прямо на террасу.

— Чего-то они там затевают! — с интересом заметил лесничий. В это время Пятрас смеющимся голосом окликнул:

— Быстро идите сюда, Магдяле требует!

В темном углу веранды стояла Магдяле, вытирая платком стаканчик. Пятрас взял его у нее из рук и налил какой-то крепко пахнущей травами настойки.

— Я уже что-то чувствовал, — оживляясь, сказал старый Казенас. — Только барышня должна выпить первой…

Магдяле засмеялась, осторожно поднесла до краев налитый стаканчик ко рту и, без всякого отвращения отхлебнув, протянула стаканчик Степану. Она вызывающе смотрела ему прямо в глаза, высоко подняв стаканчик, точно для тоста. Он попробовал отнекиваться, но она не опускала руки, не упрашивала, просто со спокойной уверенностью смотрела и ждала.

— Пей же, пей… — приговаривал старый Казенас. — Так не очень-то прилично…

Глаза у Магдяле блестели в темноте, и она казалась Степану сейчас такой красивой, что ему никак не хотелось перед ней осрамиться. Смущенно и глуповато усмехнувшись, он принял у нее из рук стаканчик и выпил, стараясь не морщиться, что-то очень крепкое.

Магдяле сама передала стакан Пятрасу, спокойно взяла Степана под руку, и он даже не заметил, как они вместе вошли в зал. Вид у него при этом был растерянный, но самодовольный.

Хоровое пение кончилось, и в зале расчищали место для танцев. Едва переступив под руку с Магдяле порог освещенного зала, Степан наткнулся на потемневший от возмущения, с силой упершийся прямо ему в глаза взгляд Аляны. Она отвернулась и ушла куда-то в боковую дверь.

Все как будто опрокинулось. У Степана не осталось ни радости, не покидавшей его весь день, ни даже того щекочущего тщеславного удовольствия, какое он испытывал от близости Магдяле. Почему-то, когда Аляна отвернулась, и Магдяле стала неинтересна и не нужна. Он невпопад что-то ответил ей, и она, заглянув ему в лицо, досадливо рассмеялась, вырвала руку, отошла.

Начался какой-то танец с притопыванием. Степан постоял у стены, чувствуя себя лишним. Потом он увидел Аляну. Низко пригибая голову, чтобы никого не видеть, она быстро шла к выходу. Поверх праздничного платья на ней была старая вязаная кофточка грубой деревенской вязки. Она уходила домой. Мимо Степана прошла, не взглянув, едва не задев его плечом.

Только на улице, чуть не упустив ее в тумане, Степан нагнал Аляну и пошел рядом. «Нет, так нельзя, возьму и спрошу», — подумал он и, так как горло перехватывало от волнения, неестественно и как-то развязно проговорил:

— Просто не понимаю! Почему это вы так нехорошо на меня посмотрели?

— Вы дурного глаза боитесь? — чужим голосом, насмешливо спросила Аляна. — Мой глаз вам не повредит, не бойтесь.

Степан совсем не знал, что говорить дальше, и они прошли еще несколько шагов, пока Аляна не остановилась на берегу озера, у самой воды.

— И водку вы все-таки пили! — брезгливо сказала Аляна, не поворачивая головы.

— Ну, вот еще! — оживляясь от того, что она с ним заговорила, быстро сказал Степан. — Водку! Ну просто она меня угощает… Мне как-то неудобно показалось…

— Кто угощает? — рассеянно переспросила Аляна.

— Ну, я говорю, эта Магдяле мне стакан подала…

— Что? — она вскинулась, будто ее хлестнули. Она совсем забыла про Магдяле, не думала о ней.