Елена Семёнова - На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

Нет, вру. Громадный ополченец Ваня сказал до училки. Он встал и негромким голосом скомандовал: «Нашему погибшему товарищу Кортесу троекратное «ура!» Ополченцы сидя ответили: «Ура! Ура! Ура!» Выпили, попрощались с матерью Кортеса и вдовой, которая полчаса назад ходила возле стола с ополченцами, всматривалась в их лица, искала знакомые и с нескрываемым удовольствием находила. Находила с радостью, словно любимый Сережа рассеялся и сохранился в них. Она медленно шла за спинами ополченцев, с глазами, полными слез, и, скользя рукой по плечам воинов, просила их выжить. Словно с их гибелью ее Сережа погибнет еще раз. И погибнет столько раз, сколько погибнет ополченцев. Она любила боевых соратников мужа как часть ее дорогого Сережи. «Права», — сказал мне бесстрастный регистратор. «Образ Сергия воина будет жить столько, сколько будут жить те, кто воевал с ним. Кто видел его в бою. Кто лежал с ним в одних окопах. Кто прикрывал его огнем. Кому он спасал жизнь, и кто спасал жизнь ему». Она ходила, как сомнамбула, выбирала знакомые лица, и ополченцы смотрели на нее, не отрывая глаз, как загипнотизированные. Что они думали в эти минуты? Наверно, хотели, чтобы их мысли о погибшем, их горечь и сожаление о том, что все так случилось, их воспоминания о Кортесе зажглись бы на большом экране и стали доступны всем. Лица их, как могли, отражали отношение к нему. Она ходила и жадно пила с их лиц, с их одетых в военную форму фигур уважение, любовь к ее погибшему мужу, светлую память о нем. Им не надо слов. Они еле-дующие в очереди. Этот? Или этот? Самый старый? Или самый молодой? Высокий или низкий? В голову, в сердце, в лицо? Они играют в рулетку со смертью. За чертой, которую все остальные мужчины не переступили. А многие никогда добровольно и не переступят. Это совсем другая порода мужчин. Это Воины и Герои. Их всегда мало.

Прокричав троекратное «ура», простившись с вдовой и матерью, ополченцы взяли оружие и по-военному четко и быстро ушли. «Войны-то всего два месяца, а мужики, даже 20-ти летние, как с другой планеты. Их нельзя победить. Их можно только уничтожить. Это не загнанное в окопы «мясо», — думаю я.

Училка встает за моей спиной и говорит: «Может, это и некстати и неправильно, но я за единую Украину». Ее слова словно взорвали мой мозг. Она говорит, что она за единство русского, украинского и белорусского народов. По ее мнению, это один народ и разделять его нельзя. Умом я согласен, но со слов «единая Украина» я вижу, как льется кровь. Они смердят жареным человеческим мясом. Под этим людоедским лозунгом уже погибло столько людей, что говорить их при мне нельзя. Ее рассказ о том, что Сергей в школе выделялся ере-ди других школьников своей отзывчивостью и целеустремленностью, что он герой, что, если получится, то она обязательно сделает в школе мемориальную доску, чтобы дети знали героев Донбасса и учились на их примере любить свою Родину, сгладили впечатление от начала ее речи. «Дело хорошее, слова хорошие, но без «единой Украины» могла бы и обойтись», — думаю я. «Понятны речи, накатанные необходимостью зарабатывать хлеб насущный, но базар фильтровать надо. Конечно, эмоции уйдут и речь ее политически верная. Но уход эмоций люди воспринимают как предательство. Они не хотят, чтобы уходили эмоции, которыми они дорожат, которые являются самой лучшей частью их жизни. Именно эмоции питают чувство самоуважения человека и достоинства. Многие живут сердцем, а не умом. Умом понятно, что Украина должна быть единой. Нужно очистить ее от украинских фашистов, от бандеровцев. В этом я согласен с училкой. Но сердце говорит о том, что это предательство погибших».

Выпили. Сели. Вспомнил, что другая бабушка говорила ополченцам: «Ребята, у вас такие светлые, чистые лица. Видно, что вы боретесь за идею. Победите. Продолжите дело моего внука. Он так хотел, чтобы Донбасс был свободным!»

Встал невысокий, молодой мужчина с наметившимся пузцом, который сидел рядом с учительницей и пятью или шестью одноклассниками. Он школьный друг Сергея. Он говорит, что дороги их с Серегой после школы разошлись. Он пошел в милицию, а Серега по другой линии. «Он с детства, как все мы, любил читать о разведчиках и героях. Но мы просто читали, а он осуществил то, о чем мы все мечтали: он пошел в разведку. А туда берут самых смелых и умных. В разведку боем. Ориентировку на местности. У него все отлично получалось, но…» Выпили. Гости стали расходиться. Подходят к маме, вдове, выражают сочувствие, соболезнование. Прощаются. Официанты, выстроившись в ряд, смотрят на всех, ожидающе. Для них это дежурные поминки, которые отличаются от дежурных свадеб только им заметной разницей. Мы же похоронили часть себя.

Часть нашей идеи. Нашего заединщика и защитника. Не хочется говорить, но жалко до слез, если всех нас, донецких, и наших Героев окончательно похоронят под тоннами украинской и мировой лжи. Я себе этого не прощу.

На сороковины собрались помянуть Кортеса. Вышли покурить. Мимо идет женщина и молча плачет. Школьный друг Сергея остановил, расспросил. Оказалась матерью пленного украинского солдата. Не знает куда идти, что делать, всего боится. Связались с командованием, помогли освободить. Два дня мать пленного жила в квартире матери Кортеса. Говорили о сыновьях. Вернувшись в Житомир, организовала движение матерей против войны на Донбассе.

К октябрю 2014 года три из шестнадцати, виденных мною ополченца, погибли. Остальные были ранены в разной степени тяжести. Четверо вернулись в строй, продолжают воевать.

Ваню в начале сентября тяжело ранили. Лечится в России. Семья его из Донецка сбежала в Нижний Новгород. Возвращаться не собираются.

Сегодня на несколько минут приезжала с детками Вика. Когда я говорю, что имею честь общаться с лучшими людьми нашего народа, к Вике это имеет самое непосредственное отношение.

Она — всегда необыкновенно толковая, решительная, очень конкретная, мгновенно решающая любые сложные задачи. Бизнес-вумен. Мать троих очаровательных детишек, из которых двое — приемные, при этом все трое — как две капли воды: светленькие как пшеничка, конопатые, с синими васильками умных серьезных глазок. Хозяйка большого, своими руками ухоженного двора, в котором дружно гуляют четверо породистых собачек и трое своих котов, не считая котов соседских — те в часы кормежки тихо приходят от своих нерадивых хозяев и деликатно рассаживаются на кромке каменного забора, дипломатично напоминая, что кроме Вики их никто не накормит.

Дом Вики — полная чаша. Великолепный ремонт везде, сад камней — в саду. Все это она запланировала, спроектировала, создала своими руками. Мужа нет — Вика не виновата, что среди современных особей мужского пола так много алкоголиков и наркоманов и так мало настоящих, достойных называться Мужчиной. При этом она — не преподаватель-взяточник, не чиновник-казнокрад, натренировавшийся «пилить» бюджет. Она — скромный директор небольшой фирмы, которая встает в три часа утра, чтобы послушно выполнять завет Всевышнего — «в поте лица будете есть хлеб свой».