Елена Семёнова - Русский Жребий

Роберт, не без основания ругаемый друзьями и домочадцами «сухарём», хотя и разделял общее желание, но не выходя из своей колеи. Несколько раз он был, конечно, на Куликовом поле, но… Душа его ещё не созрела для борьбы, и борьба эта казалась ему какой-то ненастоящей. В сущности, какие у неё перспективы? Одно дело, когда в Севастополе на площади весь город собрался, а в Одессе на Куликовом — сколько? Большинство горожан продолжало жить своей повседневной жизнью и тоже не было готово к борьбе. Сходить на референдум, проголосовать и вступить в состав России — пожалуй. Но бороться?

Осознавая это, Роберт смотрел на активистов Куликова, как на прекрасных чудаков, упорство и вера которых восхищают, но которые ничего не смогут добиться. Потому и не стоял с ними Роберт в одном строю, а сидел в своей конторе, исправно оформляя юридические документы…

Как же он жалел об этом сейчас! Как же жалел! Вечером второго мая он, как обычно, завершил рабочий день, краем глаза успел увидеть в новостях, что футбольные фанаты подрались с кем-то из «куликовцев», но не придал этому значения (фанаты всегда дерутся), потому что спешил на свидание с Яной. Их отношения тянулись уже несколько месяцев и, хотя давно уже стали близкими, не налагали никаких обязательств на обоих. Роберта это вполне устраивало, так как он ещё не чувствовал себя готовым к созданию семьи, не питал ни к кому серьёзных чувств, а с весёлой и беспечной Яной ему просто нравилось проводить время.

Ту проклятую ночь он провёл именно с ней. Вино, лёгкий ужин, жаркие янины ласки… Он даже телефон отключил, чтобы никто не испортил приятного вечера и ночи. А едва включил утром, как раздался звонок, и обрывающийся голос матери сообщил, что «бандеровцы» разгромили лагерь на Куликовом Поле и сожгли Дом Профсоюзов вместе с пытавшимися укрыться в нём от расправы активистами. И что тётя Сима с дядей Лёшей до сих пор не могут найти Юру и Иру…

Юра Лоскутов, музыкант и поэт, был лучшим другом Роберта со школы. Юрка, один из последних романтиков, веривших, что мир можно изменить Словом, стихами, конечно, был одним из самых горячих активистов Куликова с первых дней. Он почти безотлучно находился там, рисовал плакаты, сочинял песни, горел, как факел, освещая всё и вся вокруг себя. Его нельзя было не любить, им нельзя было не восхищаться. Он не жил, он парил над землёй, витал в одному ему ведомых горних высотах. А ещё он по-детски трогательно любил Россию, и своих родителей, и друзей, и Иру… Ира была, наверное, самой прекрасной девушкой, какую когда-либо видел Роберт. Чистый ангел двадцати двух лет с сияющими звёздами-глазами и чудной улыбкой. Они с Юркой, казалось, были рождены друг для друга. Две половинки, два лебедя высокого полёта…

Эта строчка Высоцкого пребольно резанула сердце уже в первый миг, но Роберт ещё надеялся на лучшее, ещё не верил в возможность такого ужаса. Мать успела сказать, что погибло не меньше полусотни человек, а дальше он уже не слушал, а мчался к Куликову — искать, спасать, помогать…

Но спасать было уже некого… Обугленный остов Дома Профсоюзов смотрел жутко, но ещё жутче были глаза людей, чьих родных поглотила эта гигантская печь… Им ещё предстояло тяжкое испытание — опознать в изуродованных телах тех, с кем ещё вчера они прощались, не подозревая, что это — в последний раз.

Одна за другой всплывали из рассказов страшные подробности. Как футбольные «ультрас» из Днепропетровска, вотчины выродка Бени, были спровоцированы на драку молодчиками, нацепившими георгиевские ленточки, но не снявшими красных шевронов «ПСов», как последние завели их в лагерь, как начался погром, в который, уже не скрываясь, влились фашисты. Как забивали битами тех, кто не успевал убежать, как жгли палаточный городок, как спасающиеся от избиения закрылись в Доме Профсоюзов. Как убийцы ворвались и туда, крушили топорами двери, за которыми искали спасения жертвы, а потом убивали их, экономя патроны. Как распылили какой-то ядовитый газ, а затем закидали Дом бутылками с зажигательной смесью, подожгли и несколько часов не давали подъехать пожарным, а несчастных, бросающихся из окон, добивали на земле…

Так, на земле, был до смерти забит семнадцатилетний студент. Его мать прибежала к горящему дому и умаляла убийц позволить её сыну выйти. В ответ нелюди посмеялись: пусть попробует — получишь калеку. Она получила лишь растерзанное тело…

Когда же пожар окончился, убийцы вошли внутрь, чтобы заснять на камеры мобильных тела своих жертв и ещё поглумиться над ними…

Казалось бы, это — предел кошмару. Но нет, зло не имеет предела. Волна ликования пронеслась от сетевых отморозков до высокопоставленных киевских узурпаторов. Они восхваляли «подвиг патриотов» и потешались над «жареными колорадами», «майским шашлыком».

И милиция арестовывала не убийц, а их уцелевших жертв, которые якобы подожгли себя сами…

Юру и Иру нашли лишь на следующий день. Они, как рассказывали, сидели на полу, обнявшись. Их тела почти не обгорели. Они просто задохнулись в пылающей газовой камере… Какие слова говорил он ей в последние мгновения? Что отвечала она? Только Господь Бог слышал их, принимая чистые лебединые души в свои чертоги.

Однако и это не было последней каплей кошмара, в который обратилась в те дни жизнь Роберта. Просматривая со всей въедливостью юриста многочисленные видеозаписи, выложенные в Сети, он наткнулся на сюжет о девушках, готовивших «коктейли Молотова» для убийц. Вот, они — весёлые, бодрые. Проворно и со знанием дела готовят мучительную смерть для людей, которых никогда не видели, которые ни им, ни кому бы то ни было не сделали ничего дурного. И вдруг среди этих смеющихся лиц промелькнуло… Роберт не поверил своим глазам, отмотал назад, ещё раз, ещё… Но видео упрямо показывало одно и то же лицо — лицо его родной младшей сестры Лили, которая все эти дни была молчалива и угнетена, что приписывалось естественному потрясению от трагедии…

Не помня себя, Роберт бросился в комнату Лили:

— Ты!.. Ты!.. — заревел с порога, захлёбываясь от ярости.

Сестра смотрела на него испуганными, затравленными глазами, вжимаясь в угол кровати.

— Я не хотела… Я не хотела… — залепетала она. — Я же не знала, что так получится… Что Юра с Ирой…

— Заткнись! — завопил Роберт. — Не смей произносить их имён! Юра с Ирой?! А остальные семьдесят человек, которых ты убила?!

— Я не… я не… убивала… — глаза Лили наполнились слезами. — Я только…

— Нет! Это ты! И твои подружки! Вы убили семьдесят человек! Вы… вы… Твари! Нежить!