Елена Семёнова - Русский Жребий

— Війна?! Ні, Степан, — вспомнив дружбу детских лет, Леонид обратился к комбату по имени. — Ні, це не війна. Це вбивство, злочин. І воно має бути зупинено!

— А ти як би хотів, Лео? Велика Україна з кривавої купелі народиться, лише омита кров'ю ворогів, кров'ю москалів вона підніметься на належну висоту! Ми повинні знищити москалів, знищити їх смердючу Московію — в цьому наша історична, космічна, якщо хочеш, місія.

— Тут не Московія, пан Гетьман. І старий, якого щойно застрелив дегенерат Сьомка, не була Москалем, а українцем!

— Це нічого не значить. Ті українці, що живуть на сході, отруєні москальською заразою, вони ніколи не будуть справжніми патріотами України. Вони можуть тільки прикидатися, вивертатися, що врятувати свої шкури, і при цьому чекати, що Московія розчавить нас, — Гетман нехорошо усмехнулся, облизнул сухие губы. — Але цього не буде! Ми не доставимо ним цієї радості і знищимо їх усіх, якщо це буде потрібно!

— Навіть дітей і жінок?!

— Малолітніх заберемо і виростимо українцями.

— Ти збожеволів! — воскликнул Лёнька, отступив на шаг. И сам удивился, отчего только теперь пришла ему эта мысль? Ведь то же самое говорил Гетман и прежде…

– Прикуси мову. Ми не в таборі, не забувай.

Нехорошо смотрели мутные глаза, кривились пересохшие губы… Да что это всё курит он? Ведь не сигареты простые… Запах странный, травяной… Вот оно, значит, как! Он ещё и наркоман обдолбанный! Ну, с таким комбатом весь батальон в банду головорезов превратиться! А он, Лёнька, в соучастника…

— Пан Гетьман, я не готовий знищувати ні старих, ні жінок, ні беззбройних людей. Я солдат, а не вбивця, — отчеканил, набрав воздуху в грудь.

— Справді? Ти вже ні дезертирувати Чи зібрався, солдат? А то дивись. У нас з дезертирами розмова такий же, як з москалями.

— Ні, не зібрався. Але прошу перевести мене в інший батальйон. Служити разом з дегенератом Головатим я надалі не бажаю.

— А наших бажань батьківщина не питає. А тому засунь їх собі сам знаєш куди і повертайся до виконання своїх обов'язків.

— Але пан Гетьман!..

— Пішов геть, я сказав! [17] — лицо комбата передёрнула нервная судорога.

Ничего не оставалось, как подчиниться. Выйдя от Гетмана, Лёнька задумчиво побрёл по улице, пытаясь собраться с мыслями. Ему тяжело было видеть сожжённые дома, горькие памятники чьей-то уничтоженной жизни. Сожжённые дома, сожженные машины, чёрные, обугленные деревья… А, вон, у забора детский велик лежит. Жив ли тот, кто на нём катался? Даже на улице никуда не деться от трупного запаха. Да и как не быть ему, если, пожалуй, ещё не все тела и найдены? Там, в центре, с землёй сровнены целые пятиэтажки… Сколько людей под ними?

В закатных лучах дорогу ему перебежала тощая собака, тащащая в зубах что-то большое… Лёнька присмотрелся и вздрогнул: оголодавшее животное тащило в своё логово обглоданную человеческую ногу. Собака покосилась на побледневшего Лёньку, глухо зарычала и исчезла в проулке. Он же рухнул на колени и схватился за живот: его рвало.

Ночью победители отмечали первый крупный успех, уже предвкушая скорое взятие Города, этого анклава сепаратистов, сделавшегося ходячей притчей по обе стороны фронта. Пьяные песни и крики огласили несчастное Предместье. Слушая их, Лёнька решился. Нельзя больше участвовать в этом безумии. Нельзя убивать невинных. И пропади пропадом слава Украины, если слава эта будет основана на такой страшной крови.

Лёнька решил уйти. До Киева добраться возможности не представлялось — оставалось одно: сдаться в плен в надежде, что хотя бы на той стороне остались люди. Некоторое время он думал, взять ли с собой автомат, и в итоге оставил его. Без автомата пришёл, без него и уйдёт. К тому же ничьей крови он больше проливать не хотел.

По дороге Лёнька не пошёл, боясь встретиться со «своими», а покрался огородами, таясь, надеясь под покровом ночи одолеть то невеликое расстояние, что отделяло Предместье от Города.

Он успел пройти совсем небольшой отрезок пути, когда прямо перед ним вспыхнул яркий огонь. Когда ослеплённые светом глаза вновь обрели зрения, то встретились с маленькими, источающими ненависть глазами Головатого. Он стоял перед Лёнькой, светя ему в лицо фонарём, и ухмылялся. Позади замерли ещё двое с наведёнными на него автоматами.

— Ось, гнида, — ощерил зубы Сёмка, смачно сплюнув, — я ж попереджав, що закінчу тебе. Що, погуляти вирішив і заблукав? [18]

Все трое заржали.

— Нет, с такой гадиной, как ты, немочно стало по одной земле ходить!

— Вон як! Нічого, вже недовго залишилося. Ставай на коліна, сука! [19]

— Обойдёшься!

— Хлопці, ну-ка, поясніть йому!

Хлопцы дали очередь Лёньке по ногам, и тот с криком рухнул на землю.

— Так-то краще, — хохотнул Головатый. — А тепер кінчати тебе буду [20], — добавил, доставая пистолет.

В тускнеющей от боли памяти мелькнула мысль: автомат-то оставил, а про гранату забыл! Она и теперь ещё в кармане… Успеть бы только…

— Что ж ты, Сёма, даже военному трибуналу не доверяешь, даже командиру собственному? Кто тебя поставил творить расправу?

— Україна, хто ж іще! У моїй країні, москальська б…ь, таким, як ти, не місце! [21]

— Вот, в этом, Сёма, я с тобой согласен! — прохрипел Лёнька и выдернул чеку…

По давно неметеному школьному двору, поднимая столпы пыли, трое мальчишек гоняют поставленное на колёсики чучело российского президента. На шее чучела висит табличка с неизменным «Путин — х…ло», и этот же боевой клич выкрикивают дети, ожесточённо пиная врага.

— Путин — х…ло! — орут, стуча в барабаны, толпы «политически грамотной» молодёжи, идущие по улицам, но отчего-то не спешащие отстаивать незалежность на фронте.

А на улицах, на центральных улицах Киева растяжки всё с тем же, но для лживого приличия «оцензуренным» лозунгом: «Хутин — пуйло!» И какая разница, что улицы те не метены, что на них процветает грабёж и бандитизм?

Вчерашние «майданщики», самовольно сшибавшие «баблишка» в тёмных переулках, теперь сорганизовались и занимаются привычным делом не по собственной инициативе, а выполняя заказы щедро платящих боссов. Расколошматить битами чей-то ресторанчик, приглянувшийся боссам или не заплативший дань? Пожалуйста! С большим нашим удовольствием! Захватить какой-нибудь заводишко? Не вопрос! Героям слава! Милиционеры, как водится, наблюдают за всем со стороны. Впрочем, достаётся и им. Те же «герои» с битами идут в отделение и, популярно пояснив стражам порядка, кто здесь власть, «отжимают» у них табельное оружие…

Но это всё мелочи жизни. А главное, что «птн — хло». «Ла-ла-ла-ла-ла-ла». Этот хит сезона орут скачущие до треска трибун болельщики на стадионах. Им измалёваны стены домов. Он красуется на майках, в которые рядятся целыми семьями, и на обнажённых грудях бесноватых девиц, обливающих себя свиной кровью у Лавры в знак омовения «неньки» кровью юго-восточных москалюк-сепаратюг. Впрочем, девицы, конечно, не бесноватые. Они — честные патриотки. Например, некоторые из них недавно в рамках сбора средств на АТО провели акцию мойки машин лифчиками в полуобнажённом, скромно говоря, виде. Шофёры, конечно, не упускали случая за свои кровные гривны облапать патриоток за все обнажённые части тела, которыми они расстилались по капотам…