Александр Лозневой - Дорога в горы

На тропе появилась новая группа гитлеровцев. Некоторым из них удалось даже ворваться в ущелье, но там на них со страшной силой обрушились громадные камни, заранее подготовленные защитниками перевала. И атака фашистов опять захлебнулась.

Лейтенант взмахнул рукой, и заработал еще один пулемет, замаскированный правее, в расщелине. Вводить в бой все силы сразу Головеня не решился: неизвестно, что будет дальше. Однако, увидев, что к скалам подходят все новые группы гитлеровцев, он понял, что штурм начался и жалеть патроны теперь было не к чему.

Фашисты не могли развернуться в узком подходе к скалам, а сам подход простреливался с разных направлений плотным ружейно-пулеметным огнем. Немцы пытались накопиться для атаки в роще, но туда непрерывно летели мины, парализуя все их планы и замыслы.

Не успел командир подвести итоги боя, как над Орлиными скалами появилась «драбина». Так метко окрестил кто-то из фронтовиков самолет «фокке-вульф». Самолет действительно имел сходство с драбиной-лестницей: фюзеляж его, раздвоенный от крыльев до хвоста, скреплен поперечными планками. «Драбина» опустилась совсем низко, начала делать круги над скалами.

«Сейчас приведет», — подумал Головеня.

И в самом деле, минут через двадцать «драбина» вернулась, ведя за собой вереницу бомбардировщиков.

Уйдя в укрытия, защитники Орлиных скал приготовились встретить и этих незваных гостей.

«Драбина» развернулась, зашла из-под солнца и, как бы указывая цель, высыпала мелкие бомбочки, которые, падая и взрываясь, запрыгали по камням. Солдаты открыли огонь из пулеметов и винтовок. Пули, казалось, чиркали по фюзеляжу, пробивали его, но самолет как ни в чем не бывало продолжал лететь.

Вслед за ним начали пикировать и бомбардировщики. Вой сирен, рев моторов, грохот взрывающихся бомб — все это сливалось в сплошную какофонию. С неба как будто падали чудовища, готовые сжечь, разрушить, растереть в пыль и прах не только людей, но и саму землю. От взрывов дрожали скалы. Черный дым застилал ущелье. В какой-то миг лейтенант увидел, как взлетели в воздух камни, там, где находился Донцов. А самолеты, разворачиваясь, опять заходили из-под солнца и снова сбрасывали тяжелые черные бомбы. В тучах дыма и пыли трудно было разглядеть лежащего рядом товарища. Дым застилал солнце.

Умолкли винтовки, пулеметы, и лейтенант подумал, что, кроме него, в живых уже никого нет. Но вот из-за скалы показалась приземистая фигура комиссара. Донцов, пригибаясь, подбежал к командиру, упал рядом и сразу же потянулся к пулемету, вскинул его одной рукой, начал стрелять в пикирующий бомбардировщик. Самолет задымил, вспыхнул багровым пламенем и, перевалив за утес, штопором ушел прямо в пропасть. Оттуда, из глубины, послышался взрыв и поднялось черное облако дыма.

Это, кажется, был последний. Остальные уже маячили вдалеке над леском. Донцов вскочил и бегом умчался к минометчикам: надо узнать, что с ними, почему умолкли? Откуда-то вынырнул, подбежал к Головене потный, грязный Егорка.

— Смотрите! Смотрите! — закричал он.

Лейтенант схватил его за руку, потянул к себе:

— Вижу, ложись!

Там, на тропе, куда показал мальчик, — солдаты в мундирах мышиного цвета. Они бежали к скалам, стреляя на ходу.

Головеня припал к пулемету:

— Держись, Егорка!..

Пулемет заработал взахлеб, но все же несколько фашистов проскользнули в ущелье. Их уже не было видно, еще немного — и поднимутся сюда, на огневые…

— Что с минером?! — продолжая стрелять, закричал лейтенант.

Егорка понял его и бросился вниз, к Якимовичу. Он издали увидел его: минер лежал вверх лицом, в руке спички, а рядом шнур. Не успел! Егорка, не колеблясь, выхватил спички из неподвижных пальцев солдата, поджег конец шнура, а сам что есть силы помчался назад к командиру.

Взрыв потряс скалы: щедрый минер не пожалел тола, заложил почти весь запас. Головеня прижал мальчишку к себе:

— Молодец! Герой!

Где-то сзади, на дедовой тропе, взорвалась мина.

— Обошли!! — вскрикнул Егорка.

Оба посмотрели туда, в тыл, где Пруидзе. Вот он бежит по гребню скалы, его преследуют фашисты, стреляя из винтовок. Пруидзе отбивается гранатами, отступает на самый край утеса: пропасть, дальше уходить некуда. Вано прижимает гранату к груди, и Егорка в страхе закрывает глаза. А когда спустя секунду открывает их, солдата уже не видно.

Лейтенант, продолжая стрелять, дергает мальчишку за рукав:

— Держись, Егорка!

Мальчик не отвечает, не слышит уже своего командира: лежит на боку, тихий, безмолвный… Только слезинка, словно живая, медленно ползет по его щеке.

Куда ни глянь, всюду гитлеровцы. И там, в тылу, где только что был Пруидзе, много их, очень много. Головеня ползком перебирается ближе к утесу и вздрагивает от голоса Наташи.

— Они и там, сзади! — кричит девушка.

Лейтенант на секунду отрывается от пулемета:

— В горы! Уходи в горы!

Но Наталка не может двинуться с места.

— Уходи! — кричит он.

И только после вторичного приказания, прозвучавшего почти со злостью, Наталка бросается вниз, на тропу, и скрывается в пещере.

Кажется, только Донцов еще жив.

Прибежав на батарею, он увидел, что все минометчики погибли, и сразу же бросился к уцелевшему миномету. Отсюда хорошо видно гитлеровцев, бегущих по дедовой тропе. Степан опустил мину в ствол, дернул за шнур — выстрел! Но стрельба идет медленно: приходится самому подносить мины. И вдруг комиссар замер в нерешительности: с тыла показались свои, советские солдаты.

Ощутив боль, Головеня обхватил голову руками и сразу затих: все, как в тумане, стало расплываться, меркнуть.

Через мгновение сознание вернулось к лейтенанту. Опираясь руками о камни, он попробовал встать.

— Товари-щи-и-и!.. — пытался крикнуть лейтенант.

Удивительно скользкой стала земля, она закачалась, смешалась с небом, летя куда-то в черную пропасть…

Вы забываетесь ( нем .).

Это вас не касается ( нем .).

Доброе утро ( нем .).

Кислое молоко ( груз .).