Яков Цветов - Птицы поют на рассвете

Самолет, разгоняясь, побежал по взлетной дорожке. Земля незаметно отделилась, косая под накренившимся крылом, — еще мгновенье, и все, что держится на ней, свалится.

Она уже далеко внизу, в лунной мгле, — вся покрытая янтарем.

С щемящей грустью смотрели десантники, как медленно двигалась под ними вытянувшаяся Москва, окончательно от них отделенная. Куда-то в дым отходили погашенные улицы, не оставляя следа. Как по синей воде, ясной до самого дна, плыл самолет, и на дне виделся затонувший город. Одинаковые, как близнецы, тесно жались друг к другу, словно боялись потеряться, притихшие здания, с высоты они выглядели почти игрушечными. Тусклая, неправдоподобная, вся из длинных и коротких теней, Москва под крылом переходила с одной стороны на другую, постепенно редела и скоро совсем исчезла из виду. Потом замелькали, будто нарытые кротами, бугорочки изб, сверкнул серп неровной реки, он повторялся каждый раз, когда река поворачивала, покатился лес, и сверху казалось, что это шерсть, которой покрыта земля. Все уходило назад, пропадало, и даль открывала и быстро приближала новые леса, и новые деревни, и реки новые, совсем схожие с теми, что ушли, словно самолет, как жаворонок, висел в небе на одном и том же месте.

Затерянные в фиолетовом сумраке ночи, уже вдали от всего доброго, что осталось позади, еще вдали от всего жестокого, что ждало их впереди, десантники неслись над миром, как единственные, его первые или последние обитатели.

Мысль невольно возвращала Кирилла к тысяче мелких подробностей, которые еще полчаса назад трогали его, это были отголоски памяти, и они уже не мешали.

Он прошел в пилотскую кабину. Спокойные руки пилотов держали штурвалы, и лица их были тоже спокойные, сосредоточенные. В бескрайнем небе люди эти чувствовали себя, должно быть, так же уверенно, как и на земле. Кирилл посмотрел на щиток с приборами. Внизу двигались леса, поля, деревни, и все это ничего не значило. Значили только вот эти стрелки, стрелки, стрелки и огоньки на приборах.

Внезапно широкие струи света затопили кабину, все слилось, и глаза ничего не могли различить. «Идем над противником», — понял Кирилл. Он вернулся к десантникам. В иллюминаторы видно было, как желтые пучки огня вычерчивали горящий след к самолету. Самолет подпрыгнул раз-другой, будто попал в скрытые в небе ухабы, взмыл вверх, и туманная голубизна ночи на несколько секунд опять окутала все.

«Обошлось, — подумал Кирилл. — Пока обошлось. Проскочить бы… Да и лететь-то осталось немного. Проскочим, проскочим», — убеждал он себя.

Ослепительный огонь снова врезался в небо, и рыжее пламя бурно вспыхнуло и рассеялось у самого крыла, или так только показалось, что у самого крыла. Но фюзеляж содрогнулся. Тюлькин и Петрушко свалились со скамьи, им помогли подняться, в иллюминаторы они уже не смотрели.

Все молчали. Даже Паша ни слова не проронил, он сидел, сцепив руки и чуть склонив голову. Кирилл взглянул на Ивашкевича. Лицо его было невозмутимо, как всегда, когда предстояло что-нибудь серьезное.

Самолет шел дальше.

Впереди сверкнули разом еще несколько красно-желтых шаров, осветив вдалеке тучи, напоминавшие стаю бронзовых лебедей. А потом тучи приблизились и стали походить уже на скалистые вершины гор, покрытые дымчатым снегом.

Как хмурые волны, накатывались тучи на луну, все сдвигая на своем пути, уже не было стаи бронзовых лебедей, и скалистых вершин не было, тяжелая тень все придавила собой. Самолет шел дальше, дальше, в тьму, в опасность.

Штурман ткнул пальцем в левый квадрат карты: голубое вытянутое пятно озера на зеленом фоне лесов, окруженное синими черточками болот. Не поднимая головы, сказал Кириллу:

— Подходим.

— Подходим, — подтвердил Кирилл. Он помнил эти края.

Когда квадрат этот выплыл под самолетом, местность выглядела гораздо суровей и глуше, чем несколько минут назад представлялось штурману и Кириллу. Глядя на карту и всматриваясь в лежавшие внизу просторы, они искали соответствие между топографией и тем, что она выражала. Глубоко, глубоко под ними стояли леса, совсем черные и зловещие, озеро было тоже черное, все начисто отвергало веселые краски, обозначавшие на карте эту чертову преисподнюю, куда должны ринуться десантники.

Самолет вырвался из мрачной тесноты туч и шел теперь под ними. И все равно на глаза давила нависшая над всем тьма ночи. Кирилл продолжал смотреть в иллюминатор, только лес, сплошной лес, еще более черный, обозначался в этой темноте. Кирилл пробовал представить себе поляну, тропинку, ручей в непроглядном пространстве леса — ничего не получалось. Что и говорить, мир без света мертвый мир!

«И в голову прийти не могло, что все это так неприятно выглядит…» Кирилл с удивлением ощутил короткие удары сердца. Нервничает? Волнуется? Вот еще… Чепуха!.. Конечно же, чепуха…

Вот-вот, и в ночь, которая, похоже, никогда не кончится, словно мир навсегда погас, в лес, не имеющий границ, десять человек с парашютами выбросятся с ним вместе из самолета, и он, Кирилл, уже один будет в ответе за их трудную судьбу. Мысль эта сразу вернула ему ту уверенность, которая владела им, когда грузовики привезли отряд на поле, где в мирное время подмосковные колхозники сеяли пшеницу и клевер…

Кирилл видел себя уже там, внизу.

— Возьмем пониже, — сказал штурман. — Кучнее сядете. Идет?

Кирилл кивнул: идет.

Самолет стал снижаться.

Над самым лесом пилот выровнял машину и сбавил скорость.

Кирилл увидел густую пелену набегавшего леса, словно черная буря неслась под самым крылом. «Вот и все, — мелькнуло в голове. — Вот и все!..» Несколько минут… Минута… И все кончится. И все начнется…

Инструктор подал команду:

— Приготовиться!

Все поднялись.

Выстроились цепочкой перед дверцей, чуть обозначенной овальной линией на стене фюзеляжа.

Кирилл почувствовал, как замерло дыхание. Нетерпенье? Страх?.. Чепуха! Какой там страх. Просто ощущение неизвестности, вот и все.

Штурман потянул дверцу на себя, в самолет со свистом ворвался острый леденящий воздух, и это уже разъединило десантников с миром, который они покидали.

— Пошел! — отрывисто и настойчиво произнес инструктор и хлопнул Кирилла по плечу. — Пошел! — прозвучало совсем четкое, окончательное.

Ни полсекунды заминки. Сразу! Сразу! Иначе не собраться — раскидает в стороны, и будь здоров! Пуща — ни конца, ни краю.

Кирилл сжал зубы и оттолкнулся ногами от борта самолета.

Он врезался в холодные крутые валы ветра и крепко зажмурил глаза. Ветер неистово бурлил, хлестал в лицо. Свободный, ничем не сдерживаемый, настоящий ветер, невозможно быстрый, невозможно широкий, такой широкий — на все небо, на весь свет, — пронеслось в голове, и в то же мгновенье Кирилл разомкнул веки. В глаза хлынула черная глубина, словно перед ним разверзлись самые недра ночи.