Николай Луговой - Побратимы

А там, где дозорные и пулеметчики ведут бой, вдруг наступает тишина. Отогнали врага? Или… Приказываю расположить людей в круговую оборону и прикрыть тропу, по которой мы пришли сюда.

Светает. На вершине высокого дуба наш наблюдатель Иван Швецов. У него горе — вчера стало известно, что в Симферополе фашисты убили его отца и мать.

— Вижу фашистов, — доносится голос Ивана. — Идут от кошары к малому аэродрому.

— Сколько их?

— Сотни две. А вот и еще колонна. Эта идет от нашего ночного лагеря. В ней — сотни три с гаком.

Но почему все еще не возвращаются ребята из заслона? Подзываю Котельникова:

— Надо проверить, где пулеметчики и дозорные.

— Я уже посылал. Ни пулеметчиков, ни дозорных в заслоне не оказалось. Нашли стреляные гильзы и больше ничего. Непонятно: немцы отступили, а наших нет…

Швецов вновь шевельнулся на ветке:

— Еще одна колонна из Суатской долины выползает!

— Кузьмич! — говорю Котельникову. — Еще посылай связных. Пусть поищут нашу четверку.

Поднимаюсь к наблюдателю.

С вершины дуба весь Орта-Сырт как на ладони. Это небольшое безлесное плоскогорье служит как бы связующим звеном между Долгоруковской яйлой, что лежит к западу и северу от нас, и Караби-яйлой, простирающейся далеко на восток. Через Орта-Сырт проходит горная грунтовая дорога. Начиная свой бег от шоссе Алушта — Судак, дорога пересекает село Улу-Узень [8] Ныне с. Генеральское. , петляя по южным склонам гор, переваливает через Главную гряду, тянется в северном направлении по Орта-Сырту, скрывается в лесах горы Яман-Таш и, сбежав с нее, втягивается в другое село — Баксан, а отсюда — на шоссе Симферополь — Феодосия.

По этой дороге противник и пересекает Орта-Сырт. Строго поддерживая боевой порядок, защитив колонну боковым охранением и головным дозорным, он движется к малому аэродрому. Из-за гор выглянуло солнце, и нам видно, как яркие солнечные блики то вспыхивают, то гаснут на металле оружия.

За первой колонной, огибая кошару и Голубиную балку, следует вторая. Из Суатской долины — третья. Среди партизан нарастает предбоевое нетерпение.

Что же замышляет враг? Наткнулся на нас случайно и теперь перегруппировывает силы? А может быть, он намерен блокировать наш аэродром и лишить нас связи с Большой землей? Похоже на это: все три колонны движутся к аэродрому.

— Федор Иванович, — зову Федоренко, — поднимись-ка сюда.

Минута, и Федор на верхушке дуба, рядом со мной.

— Интересная картина! — говорит он. — Тут их и надо стукнуть.

— Ударим с разных сторон. Бери отряд, обойди их с запада по Долгоруковской яйле. Если заметишь на Долгоруковской свежую тропу, значит, противник пришел из Салгирской долины и будет возвращаться по этой же тропе. Ударишь по нем возле Голубиной балки. Если тропы нет — устрой засаду на горе Яман-Таш. Как ударишь — сразу уходи. Новые удары нанесем с других сторон. Ясно?

— Понятно.

— Только успеть надо, Федя! Бежать ведь далеко.

— Успеем. Немцы тоже не на машинах едут, — уже спускаясь по сучьям, отвечает Федоренко. — Разрешите и словаков взять в засаду.

— Пожалуй, пора! — слышу Мироныча.

— Бери. Только зря не рискуй.

Вскоре внизу, в просветах между веток, вижу две шеренги бойцов. Кубанки, брезентовые панамы, фуфайки, солдатские гимнастерки. И в этой пестроте — однотонная светло-желтая форма словаков. Мне не видно Мироныча, но я хорошо слышу его голос:

— Ребята! Вы станете на пути целого батальона. Люди вы тертые. Но скажу: если кому будет трудно, вспомните, как сегодня бились Гриша, Леша, Саша и Турган.

Сделав паузу, Мироныч обращается к словакам:

— Ну, вот, дорогие друзья-словаки! Настал и ваш час. Принимайте боевое партизанское крещение. Желаю вам успеха!

— Спасибо, Мирон Миронович! — за всех отвечает Виктор Хренко.

Отряд Федоренко исчезает.

С этого момента все наше внимание сосредоточилось на головной колонне врага. Она продвигается довольно бодро. Успеет ли перехватить ее Федоренко?

Проходят минуты, долгие, томительные. Вот колонна обогнула Голубиную балку и спускается в низину, где, изгибаясь, подставляет себя под удар с опушки.

Но опушка молчит. Неужели отряд Федоренко опоздал? Тянутся еще секунды напряжения. Противник повернул на Яман-Таш. Приближается к лесным массивам. И тут колонна останавливается. В чем дело? Может, враг станет проверять лесные опушки мелкими дозорами?

Однако мелких дозоров неприятель не посылает. Зато от колонны отделяется отряд. В нем десятка три солдат, Развернувшись подковой, с винтовками и автоматами, вражеские разведчики медленно наступают на опушку. Напряжение растет.

На соседнем дереве появляется Мироныч. Он неотрывно смотрит на Яман-Таш.

Внизу, над склоном, приник к биноклю Котельников. Возле него группа бойцов и командиров.

Вражеские разведчики преодолели полосу каменистого плоскогорья, которая отделяла их от опушки. Фигуры врагов движутся на темно-зеленом фоне леса. Они уже просачиваются в заросли. А лес молчит.

— Не добиг Федор Иванович — вырывается у кого-то из партизан.

И тут Яман-Таш ожил. В знакомом темпе бьют партизанские пулеметы и автоматы, бухают выстрелы винтовок, гремят разрывы гранат.

Наблюдатель кричит:

— Смотрите, смотрите! Только один уцелел и драпает из леса.

Действительно, бежит один фашист. Он то падает, то снова вскакивает. Где остальные? Неужели одним огневым ударом уничтожен весь отряд врага?

Всего лишь один удар, а результат разительный. Противник в замешательстве. Втянулся всеми тремя колоннами в низину, что в самом центре Орта-Сырта, и топчется в нерешительности.

Как видно, фашисты уже не решаются прочесывать лес и блокировать аэродром. Теперь они делают попытку подобрать раненых и убитых. Всей массой гитлеровцы двинулись к тому склону Яман-Таша, где лежат трупы их солдат. На почтительном расстоянии от злополучной опушки батальон развернулся в боевые порядки. Вот каратели залегли. Ползут. Впереди офицер. И чем ближе к опушке, тем заметнее отстают солдаты. Они словно застыли на месте. Офицер ползком возвращается к ним. Наверняка, ругает. Снова ползет вперед. Но цепи солдат замирают, едва шевельнувшись. Офицер вторично подползает к ним. Ругань и угрозы, очевидно, не действуют. Лес для солдат страшнее этой ругани.

Спустившись вниз, склоняемся над картой.

Через Долгоруковскую фашисты не пойдут, — размышляю вслух. — Свежей тропы Федоренко там не обнаружил, побежал дальше на Яман-Таш.

— Правильно, — соглашается комиссар, — но и Яман-Ташская дорога немцам теперь заказана.

— Вот сюда пойдут, — показываю на карте Улу-Узеньскую дорогу. — А здесь есть хорошая скала. Нависает над самой дорогой. С нее и ударим. Отрядом там не развернешься, а для небольшой группы смельчаков — позиция что надо. Шарова туда бы. Или Бартошу. Василь! — зову Бартошу. — Скалу над Суатом знаешь? Беги туда с группой. Подпусти и ударь!