Николай Луговой - Побратимы

«2 августа 1943 года.

На перевалочную (базу) мне донесли, что с успешным выполнением задачи возвратился Сырьев. Когда я дождусь Гузия и Саковича!»

«3 августа 1943 года.

…День проходит, а Гузия и Саковича нет и сегодня. Неужели на мою голову свалятся еще две такие потери!»

Шалаши испанцев и словаков стоят рядом с нашими. Обычно там весело. То брызжет россыпью смех, чаще всего по поводу очередной выходки кого-нибудь из словаков, выступающего в роли бравого солдата Швейка, то слышатся певучие голоса парней, хлопочущих на кухне, то звенят мелодичные песни. А в эти дни у побратимов тихо. У словаков три пустующих лежака: нет Штефана Малика и Клемента Медо; вышли все сроки рейда и у Виктора Хренко. Майор Баландин вместе с Кустодио Соллером ломают головы над тем, где недоработала лесная школа диверсантов, из-за чего, по их мнению, и свалилась беда на бартошинцев.

Бригадный комиссар Егоров в эти дни частый гость в шалашах наших побратимов. Вот и сейчас, только закончилось заседание подпольного центра, а он уже в «иностранном квартале». Там — радостная весть: вернулись, наконец, Григорий Гузий, Штефан Малик, Виктор Завьялов и Владимир Морковин. Пришел и Виктор Хренко.

Подхожу к ребятам. И вот уже звучат привычные, но всегда волнующие рапорты вернувшихся.

— Товарищ командир бригады, — с места правофлангового своей группы с нескрываемой гордостью рапортует Гузий. — Группа задание выполнила. Под откос пущен вражеский эшелон. Свернули его там, где нужно, — на мосту. Результат тоже неплохой: более восьмисот гансов убито и ранено. Сведения получены точные, — подчеркивает Григорий. — Их передал мастер по ремонту путей, а перепроверил Штефан Малик. Он среди белого дня прошел в Ички и, размахивая пакетом, стал искать немецкого полковника. Имя полковника, конечно, выдумано. Никто такого не знает. Все бегают, как угорелые. Штефану это и нужно. В суматохе он смешался с солдатами спасательных команд и проник на место катастрофы. Там все и увидел своими глазами.

Успех действительно большой, и мы воспринимаем вести, как награду за пережитое в дни ожидания.

Рапорт Виктора Хренко прозвучал скупо: ведь разведчику нельзя докладывать открыто.

Вечером Виктор рассказал нам, что побывал в «Рыхла дивизии». Передал словакам новые пароли перехода на сторону Красной Армии и к партизанам. Связал местных подпольщиков с антифашистами дивизии. Теперь у словацких солдат будут и местные агитаторы, и листовки, и проводники в лес. Антифашистская работа нацелена на подготовку солдат к массовому переходу на советскую сторону. Успешным был и весь рейд по Крыму. Собраны ценнейшие сведения.

А вскоре пришла новая радость: вернулась группа Саковича. Смуглое от загара лицо Якова озаряется душевной улыбкой. Голос с хрипотцой басит:

— Вражеский эшелон пущен с насыпи с помощью колесного замыкателя. Поставлена еще одна мина…

Сведения о результате удара по вражеской коммуникации радиоволны понесли на Большую землю.

О группе Гузия донесение рассказало подробнее:

«С насыпи в речку Булганак слетели и разбились: паровоз, двадцать два вагона с войсками, четырнадцать вагонов с орудиями, восемнадцать вагонов с автомашинами. При этом убито и ранено более восьмисот солдат и офицеров противника» [32] Партархив Крымского обкома Компартии Украины, ф. 156, ед. хр. 2667, л. 5. .

…Когда волнение от встречи улеглось, у словаков началась интересная беседа с комиссаром. Он собрал воедино все, что говорилось сегодня о народной подмоге: вспомнил о мастере, сообщившем результат диверсии под Ичками, о подпольщиках, с которыми связался Виктор Хренко в Воинке, о людях, помогавших группам Якова Саковича, Ивана Сырьева.

— Отсюда, хлопцы, следует правило нашей жизни и борьбы, — сделал Мироныч вывод, — пока мы заодно с народом, пока верны ему и честны перед ним — никакому врагу нас не одолеть.

Комиссар рассказывает словакам о комсомолке Клаве Юрьевой. 25 июля 1942 года, попав вместе с группой партизан под горой Тирке в кольце вражеского окружения, отважная партизанка припала к станковому пулемету, за которым поочередно были убиты пулеметчик, командир и политрук, и разила наседавших гитлеровцев до последнего патрона, а затем дралась врукопашную, пока не перестало биться сердце.

Вспомнил Мироныч и Плетнева, отбившегося от девятнадцати гитлеровцев. Потом привел в пример двух советских летчиков. Подбитые над Крымом, они посадили самолет на воду у самого берега, проскользнули в горы и тут две недели искали партизан. Летчиков нашли обессилевшими, полумертвыми. Рассказал Егоров и о случае, происшедшем с Виктором Завьяловым, который только что вернулся из диверсионного рейда.

Пошел как-то Виктор с членом подпольного обкома комсомола Беланом на явку. А обратно не вернулся. Белан сказал, что сильно заболевшего Виктора донести не смог и оставил в лесу. Послали партизан, но те вернулись ни с чем. На другой день на поиск больного направили целый отряд и опять не нашли. Третий день был отнят противником: разгорелся бой, Завьялова не искали. Потом и вовсе ушли из того района. Решив, что больного схватили немцы, штабники записали его в без вести пропавшие. Но поиски все же не прекращались. Всем связным, разведчикам и минерам, чей путь лежал через район горы Средней, где потерялся Виктор, приказывали присматриваться к следам, прислушиваться к сигналам. И вот через неделю партизаны принесли Виктора на носилках.

Оказывается, за больным Виктором охотились полицаи. Не имея сил бежать, партизан запутал следы в речушке, а потом залез на высокое густое дерево и спрятался на его вершине. Когда же в лесу стихло, слезть с дерева Виктор уже не мог: от сильного жара мутилось сознание. Да и смысла не было спускаться на неспокойную землю в таком состоянии. Тогда, собравшись с силами, партизан распутал парашютные стропы, которыми были скреплены обмотки, снял поясной ремень с портупеей и крепко-накрепко привязал себя к дереву. Сколько висел в беспамятстве, он не знал. Потом сознание вернулось к нему, но сил спуститься вниз не было. И тогда Виктор со страхом понял: придется умирать.

Сильно хотелось курить. Ослабевшими руками он вывернул карманы. С величайшей осторожностью собрал остатки табака, смешанного с крошками и прочей карманной трухой, свернул тоненькую самокрутку и, чтобы не уронить, вложил ее в трещину коры. Достал увеличительное стекло и стал поджигать самокрутку солнечным лучом. Когда слабеющая рука отводила стекло в сторону, луч падал на кору, выжигая на ней очередную точку. И Виктор, теряя остатки сил, стал выжигать на древесной коре:

СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ОККУПАНТАМ!

Эти слова, выжженные на коре, прочитали Саша Стогний и Николай Шаров, когда снимали Виктора с дерева.