Мэтью Риджуэй - Солдат

Это был единственный случай, когда мы потеряли так много самолетов. С божьей помощью большая часть парашютистов успела выпрыгнуть, так как в каждом самолете имелся звонок, который подавал сигналы для оставления самолета. Они как попало выбрасывались из двери и, насколько мне известно, ни один парашютист нс упал вниз вместе с горящим самолетом. Все же многие отважные парашютисты погибли, так как, оставаясь в го-рящих машинах до тех пор, пока не выпрыгнут все их товарищи, сами они не успели спастись.

После этой трагедии я отдал приказ ни при каких обстоятельствах-больше не использовать самолеты С-46 для выброски парашютистов. Эта машина становилась огненной ловушкой, если снарядом пробивало бензобак. Горючее стекало на фюзеляж, и всю машину охватывало пламенем.

Предметы снабжения доставлялись вслед за парашютиста ми. Для этого использовались большие четырехмоторные самолеты В-24 «Либерейтор». Но и они понесли большие потери. Хотя они шли очень низко и зенитные орудия не могли вести прицельный огонь, зато солдаты буквально изрешетили их, стреляя из винтовок и автоматов. Поэтому мы больше не пытались использовать и В-24. По существу форсирование Рейна было последней крупной воздушно-десангной операцией второй мировой войны. Мы многому научились в этой операции, но опыт обошелся нам дорого.

Я переправился через Рейн на английском «Аллигаторе» — гусеничной машине-амфибии, вооруженной пулеметом. Приближаясь к противоположному берегу, мы стреляли из пулемета по каждой копне сена или заросли кустов, за которыми могли скрываться немцы. Было ли что-нибудь за ними, мы, конечно, не знали. По-видимому, там все же никто не скрывался, так как мы не вызвали ответного огня.

Как обычно, со мной была личная охрана из трех солдат и адъютанта. Простившись, с нашими английскими друзьями, мы через густой лее Дирфортерсвальд отправились на поиски Бада Майли и его частей. Едва мы успели войта в лес, как я увидел за поворотом тропинки, метрах в пятнадцати впереди себя, немецкого солдата, голова и плечи которого высовывались из окопа. Похолодев, я остановился как вкопанный и с изумлением рассматривал его, а немец пристально смотрел на 1меня. И вдруг я понял, что его открытые глаза ничего не видели. Он был мертв. Почему голова его не падала на грудь — нс понимаю, но это было именно так.

Тяжело дыша после этой неожиданной встречи, мы двинулись дальше. В глубине леса послышался шум, а затем тяжелый топот. Я махнул рукой, и мы спрятались… Выглянув из кустов, я увидел одно из самых странных зрелиш, которое когда-либо наблюдал на войне. По узкой тропинке тяжело ступала большая крестьянская лошадь. На ней восседал американский парашютист. На голове у него красовалась высокая шелковая шляпа, винтовка висела за спиной, а лицо сияло самым безоблачным счастьем. Я вышел из укрытия. Увидев две звезды на моих плечах, солдат чуть не свалился с лошади. Он не знал, то ли отдавать честь, приложив руку к этой шляпе, то ли соскочить и взять на караул, то ли, черт возьми, сделать еще что-нибудь! С минуту он ерзал на спине-лошади, но затем, увидев, что я буквально умираю со смеху, уселся плотнее. Улыбаясь, он рассказал мне, что нашел эту лошадь в сарае, а шляпу — в фермерском доме.

Этот случай показателен для американского солдата. Я уверен, что солдат любой другой армии не выкинул бы такого фокуса. Немецкий солдат, например, не сделал бы этого хотя бы потому, что ему грозил бы расстрел за неуважение к военной форме своей родины. Но этот человек был типичный американский парашютист, сильный и смелый, готовый сокрушить все вокруг себя. Будь я немцем, при встрече с этим солдатом мне было бы не до смеху. Парашютист в шелковой шляпе мигом соскочил бы с лошади со сверкающим карабином в руках.

Вскоре я нашёл командный пункт генерала Майли. У Бада было много забот. 513-й парашютный пехотный полк, которым командовал полковник Коутс — командир смелый и опытный, понес потери не только в воздухе, но я на земле. Один из его батальонов опустился прямо на огневые позиции немецкой артиллерии, и немцы с расстояния не больше ста метров открыли по нему ураганный огонь. Многие солдаты погибли, даже не успев снять свои парашюты.

Стемнело, но мы все еще не получили никаких сведений от другой английской воздушно-десантной дивизии — 6-й дивизии генерала Болса. В полной темноте генерал Майли и я пробирались на виллисе по лесу. За нами на другом виллисе ехала охрана, вооруженная 12,7-мм пулеметом. Продвигаясь по лесной дороге, мы наткнулись на сгоревший огромный немецкий грузовик. Он загораживал дорогу, и нам пришлось сделать небольшой объезд через лес.

Мы долго плутали, разыскивая командный пункт генерала Болса. Повсюду раздавались выстрелы. Тактическая обстановка по-прежнему оставалась совершенно не ясной, что было вполне естественно при высадке воздушного десанта. Мы не знали, где находятся наши войска, и совсем не представляли, где был противник. Поэтому вперед мы продвигались медленно и осторожно. Около И часов ночи мы, наконец, нашли командный пункт генерала Болса. По-видимому, он был очень рад видеть своего командира, корпуса и командира братской дивизии генерала Майли. Боле и Майли разложили карты, разобрались, насколько эго было возможно, в обстановке и согласовали планы дальнейших боевых действий, учитывая, что я помогу им всеми средствами, имеющимися в моем распоряжении.

Расстались мы около полуночи. Ярко сиял месяц, освещая лес на сотню метров вглубь. Отовсюду доносилась стрельба из 12,7 -мм пулеметов. Вскоре в лунном свете мы увидели неясные очертания сгоревшего грузовика. Когда мы подъехали к грузовику и стали, как и в первый раз, объезжать его, метрах в двадцати от нас внезапно появились какие-то люди. Оказывается, мы наткнулись на немецкий патруль. Я выскочил из виллиса и, не целясь, стал стрелять из своего Спрингфилда. Один из немцев вскрикнул и свалился на землю. Затем и немцы и мы залегли и открыли огонь. Раздавались проклятия на английском и немецком языках. Мы стреляли из всего нашего оружия. Молчал только пулемет. «Какого черта он не стреляет?» — удивлялся я. Как выяснилось позже, пулеметчики просто побоялись стрелять, потому что не могли отличить своих солдат от вражеских. Пожалуй, в той обстановке это было разумно.

Не целясь, так как расстояние было слишком невелико, я выпустил все пять патронов из своего Спрингфилда. Вытаскивая обойму из подсумка, чтобы перезарядить винтовку, я опустился на землю и перевернулся на бок. Голова моя оказалась как раз у правого переднего колеса моего виллиса. Вдруг рядом со мной раздался взрыв, и я почувствовал, что мне обожгло плечо. Видимо, кто-то из немцев бросил гранату. Она взорвалась вероятно, всего в одном метре от моей головы. Благодарение богу, между мной и гранатой оказалось колесо машины, и лишь небольшой осколок ударил меня в плечо. Другим осколком пробило бензобак, и все горючее вылилось на землю.