Мэтью Риджуэй - Солдат

Генерал Маршалл действительно принял Тэйлора, рассмотрел наше представление и выразил согласие на существенное увеличение штатной численности воздушно-десантных дивизий. С тех пор мы уже не сталкивались с этой проблемой.

По иронии судьбы Тэйлор находился в Вашингтоне как раз в тот момент, когда его доблестная 101-я дивизия была брошена в бой для отражения немецкого наступления. Она сражалась в легендарном сражении в Басюки под командованием генерала Мак-Олиффа — заместителя командира дивизии. Тэйлор вылетел из Вашингтона немедленно, как только до него дошло известие о наступлении немцев, и тотчас же вернулся к своей дивизии. Подробности его посещения Вашингтона, объяснения, представленные им Маршаллу, громадная важность, приданная этому делу, — все это, насколько я знаю, не описано до сих пор. Значение его миссии в Вашингтоне для воз-душнодесантных войск невозможно переоценить.

Если бы генерал Маршалл проявил к этому делу иное отношение, я был бы чрезвычайно удивлен. У солдат-фронтовиков никогда не было лучшего и более отзывчивого друга, чем генерал Маршалл. Неся на своих плечах всю тяжесть войны, он никогда не забывал о человеке с винтовкой, человеке, который должен убивать и умирать.

В тяжелых боях, продолжавшихся шесть недель, — наступление немецких войск было остановлено. Фон Рундштедт начал большую игру и проиграл. Наступило время для нанесения контрудара с целью уничтожения последних остатков немецких войск в «Арденнском выступе» и прорыва «линии Зигфрида».

Операция должна была начаться наступлением 5-го корпуса генерала Джероу на пашем левом фланге и 7-го корпуса генерала Коллинза — на правом. В моем 18-м корпусе было тогда четыре дивизии, все пехотные Командующий армией запросил меня, не нужны ли мне танковые части сверх тех отдельных танковых батальонов, которые уже были приданы моим пехотным дивизиям. Я ответил отказом. Слишком глубоки были снега, особенно в низинах, а дорог не хватало, и я решил, что танки едва ли смогут быть полезными в этих условиях.

Боевой порядок корпуса я решил построить в два эшелона: две пехотные дивизии в первом эшелоне и две во втором. Если первые две будут остановлены противником, я рассчитывал провести через их боевые порядки дивизии второго эшелона и, не останавливаясь, продолжить наступление. В первый эшелон я выделил 1-ю и 82-ю дивизии. Не думаю, чтобы какому-нибудь командиру когда-либо посчастливилось наблюдать, как две замечательные дивизии — ветераны боев — с таким подъемом бок о бок идут в наступление. Радостно было смотреть на них. Это зрелище напоминало соревнование двух скаковых лошадей, идущих к финишу ухо 3 ухо. Я намеревался дать войскам выйти вперед, а затем помочь им всеми средствами, имеющимися в распоряжении корпуса и полученными от армии. Вот как это происходило.

На одном из этапов наступления 82-я дивизия оказалась в очень трудном положении. Она попала под сильнейший огонь, который немцы вели из деревни, расположенной в полосе наступления этой дивизии, но очень близко к наступавшей рядом 1-й дивизии. Тогда части 1-й дивизии перешли разграничительную линию, очистили деревню от противника и преподнесли, ete в подарок 82-й дивизии. Естественно, это раззадорило части 82-й дивизии, Им не понравилось, что на их участке фронта кто-то помогает им. На следующий день они без разрешения захватили деревню в полосе наступления l-й дивизии и теперь сами преподнесли ей подарок, Самолюбие той и другой дивизии было удовлетворено.

Я предполагал, что войскам будет очень трудно продвигаться и обе наступающие дивизии выдохнутся, выйдя к первому доту на «линии Зигфрида». В нашей полосе наступления «линия Зигфрида» состояла из двух полос сильнейших укреплений — железобетонных дотов, проволочных заграждений и противотанковых препятствий в виде так называемых «зубов дракона». Я намечал остановить 82-ю и 1-ю дивизии у первого рубежа укреплений, ввести в бон 30-ю дивизию генерала Гоббса и 84-ю генерала Боллинга и прорвать внешние укрепления «линии Зигфрида». Но все решилось иным путем. 1-я дивизия генерала Эндрюса и 82-я генерала Гейвина наступали такими темпами, что, прорвав первый рубеж, глубоко вклинились в оборону противника. Тут они были остановлены, но не противником, а командующим 1-й армией.

Когда мы наносили первые удары по «линии Зигфрида», генералы Эйзенхауэр, Брэдли и Ходжес приехали навестить меня. Они сообщили мне, что вскоре мой корпус будет выведен отсюда и направлен примерно на сто километров северо-восточнее с задачей оказать поддержку 9-й армии в се наступлении с целью захвата плотины на р. Рур. Справимся ли мы с этой задачей? — спросили они меня.

Конечно, я ответил утвердительно, но в глубине души считал, что едва ли такое крупное соединение, как мой корпус, когда-нибудь попадало в подобное положение. Участвуя в большом наступлении на один из наиболее укрепленных районов во всей Европе, мы уже имели приказ в конце марта принять участие в другой крупной операции — помочь 2-й английской армии переправиться через Нижний-Рейн. Теперь мы должны были двигаться на север, чтобы наступать на Рур. Однако и там, как мне сказали, мы пробудем недолго. Как только плотины будут захвачены, нас снимут оттуда для оказания поддержки 3-й армии генерала Паттона в ее наступлении через Рейн. Итак, мы еще вели тяжелые бои, а командование уже планировало наше участие в двух новых больших операциях. Я считал, что вряд ли соединение масштаба корпуса когда-нибудь выполняло в столь короткие сроки так много задач на отдаленных друг от друга участках фронта, и сомневался, чтобы любое другое соединение, кроме 18-го корпуса, могло справиться с этим. Вероятно, это была просто солдатская гордость за свое соединение, но именно так я думал тогда.

Так кончилась для нас битва за «Арденнский выступ» и наше контрнаступление, последовавшее за ней. Начавшись во мраке и смятении, под мрачной тенью смертельной опасности, эта битва окончилась нашим триумфом, которым мы обязаны прежде всего мобильности американской армии, а также смелости и решительности американского солдата [25] Риджуэй, как и другие американские фальсификаторы истории второй мировой войны, сознательно умалчивает о том, что решающей причиной срыва операции немецких войск в Арденнах явилось грандиозное наступление Советской Армии на советско-германском фронте, начавшееся по просьбе английского правительства ранее намеченного срока. {Прим. ред.) . Никому из участников сражения никогда не забыть тех вьюжных дней и ночей, когда вокруг нас грохотали немецкие танки. Как ни странно, самое яркое воспоминание об этих днях связано у меня не с боями, а с одним второстепенным событием, которое произошло в момент затишья. Я запомнил его; наверное, потому, что беззаботный смех — редчайшее явление на поле боя, а это был один из самых забавных случаев за всю войну.