Мэтью Риджуэй - Солдат

Снимать с должности офицеров мне пришлось еще два раза. При первом же натиске немцев 106-я и 28-я дивизии понесли тяжелые потери и были рассеяны. В районе Сан-Вита 7-я бронетанковая дивизия под командованием генерала Хасбрука оказала противнику героическое сопротивление. Хасбрук собрал вокруг себя остатки разбитых и рассеянных немцами дивизий, и в его подчинении оказались вся его 7-я бронетанковая дивизия, боевое командование «В» 9-й бронетанковой дивизии во главе с генералом Ходжем, вся артиллерия и один пехотный полк 28-й дивизии, а также полк 106-й дивизии.

Окруженные с трех сторон, ослабленные тяжелыми потерями, эти войска упорно сбивались в течение пяти дней, пока две дивизии — 82-я воздушно-десантная и 3-я бронетанковая, — пополненные в тылу, в Вербомоне и Тьё, выступили оттуда и встретились с ними, пройдя через узкий коридор, который еще не был перерезан немцами. 22 декабря во второй половине дня я вместе с генералом Хасбруком пробрался в окруженный немцами район и встретился со старшими офицерами блокированных войск. Там, на поле боя, слушая их голоса и всматриваясь в их лица, я старался понять, как они сами оценивают положение, В моем представлении сложилась мрачная картина. На переднем крае находилось боевое командование «В» 9-й бронетанковой дивизии, которой командовал генерал Ходж. Его части были расположены на самом опасном участке фронта. В случае отхода им пришлось бы принять на себя всю тяжесть арьергардных боев.

Я знал Билла Ходжа еще в Уэст-Пойнте. Он запомнился мне как невозмутимо спокойный, мужественный парень. Его ничто не могло вывести из равновесия, и поэтому мне хотелось поговорить прежде всего с ним, узнать, как он «чувствует» обстановку.

Сначала я установил с ним контакт по радио. Так как немцам был известен наш шифр, я обратился к нему открытым текстом в иносказательных выражениях, принятых, бывало, в Уэст-Пошгге в наших футбольных матчах. Убедившись, что Ходж узнал меня, я передал ему координаты фермы, где хотел бы с ним встретиться. Он прибыл ко мне в тот же вечер с последними лучами солнца. Я отвел его в сторону, чтобы нас не слышал никто из присутствовавших там командиров.

— Билл, — сказал я ему, — теперь мы установили с вами контакт. Позиции 9-й дивизии сильно выдвинуты вперед, и их не удержать. Оставаться там нельзя, иначе противник постепенно раскрошит твои части. Я собираюсь отвести отсюда 7-ю бронетанковую дивизию и все приданные корпусу части, включая и твои. Отвод войск я предполагаю начать сегодня ночью. Вы тоже будете отведены отсюда.

— Но это невозможно! — воскликнул он.

Одна эта фраза значила для меня больше, чем длинные речи других командиров или целые пачки донесений, так как к этому человеку я питал абсолютное, безотчетное доверие, доверие к его личному мужеству, к его профессиональным знаниям военного, к твердости его характера.

— Мы можем это сделать и сделаем, Билл, — ответил я.

И я оставил его подготавливать отход войск. В полной темноте, в жестокий мороз, пробиваясь сквозь снег, я приехал на виллисе на командный пункт 106-й пехотной дивизии, находившейся глубоко в тылу. Командир дивизии был там. По сути дела его дивизия была разгромлена и рассеяна немцами. Однако много солдат его дивизии все еще сражалось в окружении, и он, командир дивизии, должен был находиться именно там, с этой группой. Я прошел в его-комнату. Командир произвел на меня странное впечатление своим равнодушием ко всему происходящему. Его не заинтересовало даже то, что в эту ночь мы собирались приступить к выводу его войск из западни.

Поговорив с ним несколько минут, я выслал из комнаты всех, кроме генералов и полковника Квнлла — заместителя моего начальника штаба. По моему указанию Квилл написал на клочке бумаги приказ об освобождении этого офицера от командования дивизией. Затем я подчинил все его части командиру 7-й бронетанковой дивизии Хасбруку, хотя он был чином ниже снятого мною с должности генерала.

В ту же ночь генерал Хасбрук начал вывод войск из окружения. Мы вывели их, не потеряв ни одного человека и сохранив все вооружение. Нам удалось вывезти даже несколько 203-мм гаубиц, которые были брошены частями, уже вышедшими из окружения.

Когда мы еще продолжали вести тяжелые бои в Арденнах, я счел необходимым снять с должности другого старшего офицера. Я приехал в штаб командира дивизии, находившейся в очень тяжелом положении. Разговор с командиром более или менее удовлетворил меня. Перед уходом я спросил генерала, чем штаб корпуса мог бы помочь дивизии.

— Разве что помолиться за меня, — ответил он.

Как всякий религиозный человек, я глубоко верю в силу молитвы, но тон этого ответа поразил меня. Он выдал неуверенность генерала в себе, отсутствие того воинственного духа, который особенно необходим в минуту опасности. Наедине с командиром дивизии я попытался объяснить ему, что его слова могли деморализующе подействовать на подчиненных. Хотя этот генерал был моим добрым другом и я глубоко уважал его, я был вынужден отдать приказ о снятии его с должности.

Я хотел бы пояснить, что смена командиров — дело не простое. Во время первой мировой войны старших офицеров часто снимали с должностей поспешно, по незначительным, как мне казалось, причинам. Еще в самом начале своей карьеры я решил, что если когда-нибудь стану большим начальником, я никогда не буду повинен в подобных действиях. Смена командиров серьезно отражается на подчиненных им частях и может навсегда испортить карьеру прекрасного офицера. Прежде всего надо думать не о личном благополучии того или иного офицера, а о жизни его подчиненных. В случаях, описанных выше, я был уверен, что командиры были не в состоянии руководить своими частями.

Во время боя, когда исход сражения еще не ясен, каждый, кто носит звезды на плечах, не должен допускать ни малейших признаков слабости, нерешительности, пассивности, ибо один струсивший может заразить паникой целую часть.

Помню, однажды я стоял около дороги, которая через сосновый лес вела к узлу дорог в Мангсе, где шел жаркий бой. Все сражение в Арденнах было борьбой за узлы дорог, потому что в этой занесенной глубоким снегом лесистой местности войска не могли двигаться вне дорог. Немцы всеми силами стремились захватить перекресток дорог в Мангее, чтобы поддержать темп своего наступления, а мы отчаянно дрались, сдерживая их атаки. Мой командный пункт находился рядом, и я пришел сюда, чтобы в случае необходимости немедленно оказать помощь на этом решающем участке сражения. Когда я стоял у дороги, лейтенант и с ним около двенадцати солдат вышли из леса и направились в тыл. Я остановил их и спросил, куда и с какой целью они идут. Лейтенант доложил мне, что он и его солдаты были посланы выяснить силы немецких частей, достигших Мангея, но, наткнувшись на сильный пулеметный огонь, не выдержали и теперь возвращаются обратно.