Мэтью Риджуэй - Солдат

Эйзенхауэр великолепно выполнил эту задачу. Он зажег воображение участников совещания, заставил их осознать опасность, стоящую перед ними, а также трагические последствия, которые явились бы результатом военного вторжения русских. На совещании было выработано соглашение по ряду до сих пор не решенных вопросов. Эйзенхауэр сумел добиться от представителей стран — участниц НАТО — обещания действовать.

Мне теперь нужно было напомнить им об их обещаниях, так сказать, долговых расписках, по которым они обязались представить для создания европейских вооруженных сил людей, оружие, самолеты, танки и деньги. Когда генерал Эйзенхауэр прибыл в Европу, он фактически один представлял все НАТО, так как верховного политического органа, которому он подчинялся бы или от которого бы получал руководящие директивы, не существовало. Но в феврале 1952 года, то есть за три месяца до моего приезда, страны-участницы создали Совет НАТО — его верховный политический орган. Итак, когда я вступил па пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, обстановка в корне изменилась. Теперь имелся политический орган, и командующие войсками занимались своим прямым делом — военными вопросами.

К моему приезду энтузиазм, вызванный деятельностью Эйзенхауэра, несколько остыл. Время шло. Появилась надежда на заключение перемирия в Корее. Угроза мировой войны теперь не казалась такой реальной. Страны НАТО стали осознавать всю ответственность взятых па себя обязательств, и у них зародилось сомнение, не слишком ли опрометчиво они поступили, купив облигации на столь крупную сумму. Может быть, им и не стоило покупать облигации, на которые они подписались с такой охотой, а можег быть, этот долг был им не по средствам?

С самого начала службы в НАТО моей основной обязанностью было убеждать страны-участницы, что они поступили отнюдь нс опрометчиво, что до сих пор жизненно необходимо заполнить военный вакуум в наиболее важной зоне, центральной Европы, где Франция по своему географическому положению являлась краеугольным камнем обороны.

Мы добились больших успехов, всего за несколько лет создав огромные коллективные силы в Европе. Когда генерал Эйзенхауэр приехал в штаб НАТО в I960 году, фактически не было сил, которые могли бы противостоять продвижению Советов к Ла-Маншу. В 1952 году, когда я прибыл в Европу, наша армия существовалалишь в зародыше. На европейском континенте находились три механизированные разведывательные части, которые, даже вместе взятые, нс могли составить бронетанковой дивизии, а также 1-я дивизия. Эти силы поддерживались небольшими контингентами английских и французских войск и совершенно недостаточным количеством авиации и флота. А через три года, к моему отъезду, у пас уже было под ружьем 15 действующих дивизий, укомплектованных солдатами, только что призванными на военную службу, и, кроме того, значительные резервы с разной степенью боевой готовности. Когда к своим обязанностям в НАТО приступил генерал Грюнтер, Североатлантический союз имел уже около 17 дивизий, в том числе. 6 американских, 5 французских, 4 английских и 2 бельгийских. Все они, кроме английских и канадских частей, имели первоклассное американские оружие, в том числе и атомное. Теперь в 7-и американской армии, входящей в состав вооруженных сил НАТО, имеется несколько батарей 280 -мм атомных пушок (всего около 30 пушек), а также дивизионы реактивных неуправляемых снарядов «Оност Джон» и управляемых реактивных снарядов «Капрал». Все эти части готовы к применению атомного оружия.

Такие силы и с качественной, и с количественной точек зрения гораздо меньше тех, которые нам необходимы, и все-таки это значительная потенциальная сила, способная сорвать агрессивные замыслы Советов. Сухопутные силы могут оказать противнику упорное сопротивление, а флот и авиация — нанести ему серьезный урон. Недавно французы сочли необходимым перебросить несколько дивизий в Северную Африку, чем, конечно, значительно ослабили нашу боевую мощь в центральной зоне Европы.

Слабость потенциально мощной союзной армии заключается главным образом в большой протяженности обороняемого фронта, а также в том, что солдат у нас гораздо меньше, чем в русской армии. Но простое увеличение численности армии и количества вооружения не являлось моей главной задачей, когда я принял командование войсками НАТО. Первое, что нам: надо было сделать — я говорю «нам», так как требовалось общее и совместное напряжение сил всех стран НАТО, — это создать широкую и сложную систему снабжения и подвоза, необходимую для наших армий в случае войны. Прежде всего нужны были аэродромы, склады боеприпасов и военного имущества, бензопроводы для снабжения горючим и сеть линий связи, то есть все то, что связывает в один эффективный боевой организм разнообразные элементы, составляющие войска.

И в этой области мы неуклонно добивались успехов. На мой взгляд, значительно выросло и взаимопонимание между военными штабами правительств стран НАТО. Для нас стали яснее наши общие проблемы, общие цели, общие трудности. Мы стали отчетливее понимать, в чем наша слабость и в чем наша сила. Так, мы заметили, что у некоторых политических лидеров уже с самого начала стало появляться определенное стремление ослабить усилия и снизить темп подготовки, на котором настаивали военные ведомства.

Несмотря на эту тенденцию к снижению темпов, я был удовлетворен положением дел к концу своей службы в НАТО. Мы положили начало единой сложной военной организации в рамках политической коалиции — величайшей коалиции стран Запада, которая когда-либо объединяла усилия для создания военной организации, способной перенести вес тяготы войны.

В заключительном докладе Совету НАТО я постарался проанализировать возможности этой военной организации и дать ей объективную оценку.

Я указал в докладе, что задачей вооруженных сил НАТО является оборона всей Западной Европы и стран — участниц НАТО от нападения Востока, откуда бы и когда бы оно ни началось. Мы не знали, когда оно начнется, и нельзя было рассчитывать, что у нас останется время для подготовки. Армии, находившиеся в нашем распоряжении, в любой момент должны быть боеспособными вооруженными, обученными и оснащенными для немедленных действий.

Здесь же мне хотелось бы упомянуть, что все наши дивизии были и остаются сейчас первоклассными боевыми соединениями. Чтобы разбить их, русским, если бы они наступали только в одном районе, пришлось бы сосредоточивать значительные силы, тем самым ставя себя под удар атомного оружия, к которому мы, несомненно, прибегли бы. Но если бы красные начали наступление по всему фронту от Норвегии до Кавказа, мы оказались бы в тяжелом положении. Мы смогли бы нанести им большие потери обычными, не атомными средствами борьбы, но если учесть громадные резервы русских, им, несомненно, удалось бы в нескольких местах прорвать нашу оборону. А позади частей первой линии у нас очень мало резервов.