Павел Васильев - Повести

— Какая разница, кто хозяин.

— Нет, не имею права.

— А в чем, собственно, дело? — спросил Иван.

— Гражданин просит корову продать.

Иван, насупясь, взглянул на пришельца.

— В чем дело?

— Да я расписку оставлю, чего там. С печатью, — сказал пришелец. Был он широколицый, плотный, слегка лысоватый. Выражение лица такое, как будто куда-то очень спешил и досадовал, что задержался на минуту. Возле ног его стоял чемодан.

— Кто такой? — спросил Иван.

— Какая разница — кто? Заплачу. Сколько надо?

— Не продается.

— Мне кусок мяса. Остальное вам останется. Хорошо заплачу.

— Иди, иди…

— Да я тебе столько дам, старик… Дом построишь, велосипед купишь! — Он повалил чемодан, рывком распахнул: — На! Сколько надо, бери.

Иван взглянул, да так и обмер. В чемодане рядами, вплотную одна к другой, лежали нераспечатанные пачки денег.

— Вот, мало одной, еще бери! На!

Пришелец, будто кирпичами, постучал одна о другую пачками.

Иван ошалело глянул на архивариуса, опять на чемодан. Ядрена Феня! Он в жизни не видел столько денег. От них пахло краской, новенькие все! Больше, чем в магазине!

— У вас не свои деньги, — вдруг сказал архивариус.

— А тебе какое дело, свои — не свои. Разберись сейчас, что свое, что не свое.

— Государственные деньги. И печать государственная.

— А тебе что? Контролировать собираешься? А коровы у тебя свои?

— Разбазариваете государственное!

— Пошел ты! Где сейчас государство, ищи! Вон, до Питера немцы!

— Мы — государство!

— Кто-о?

— Предъявите документы!

— А вот этого не хочешь!

В тот же миг Иван, резко прыгнув, схватил чемодан. Все это было настолько неожиданно, мгновенно, что ни архивариус, ни пришелец не успели и шевельнуться. Они удивленно и растерянно смотрели на Ивана. Да и сам он такого, признаться, не ожидал.

— Отдай! — сказал пришелец, и его губы побелели. Он шагнул к Ивану. А Иван поддернул рукав, подразмахнулся и…

— Стой! — взвизгнул архивариус.

Ивану опалило лицо. Сверкнуло прямо в глаза. Он увидел черную дырку ствола пистолета, сочащийся из нее дымок и палец незнакомца, который дернул спусковой крючок.

Иван быстро ладонями провел по лицу, по груди. Жив?.. Жив!.. Задохнувшись, глотнул.

— Стрельнул, а? — недоуменно сказал Иван, он будто еще не верил. — Стрельнул? — спросил он архивариуса, как будто искал подтверждения, и понял — стрельнул!

— Ах ты гад! — прохрипел Иван и вцепился в руку с пистолетом.

Он не соображал уже ничего. Отталкивал виснущего архивариуса, сгоряча зазвездил и ему пару раз в ухо, распорол на себе рубаху.

— Отстань! — наконец, будто очнувшись, сказал Иван все еще державшему его архивариусу, хотя пришелец уже удрал. Вытер вспотевший лоб. Поправил сползшие штаны. Хмурясь и хромая больше, чем обычно, прошел по поляне.

И вдруг заново, будто первый раз в жизни, увидел траву, коров, кусты, а над ними синее небо, а на небе — облака, белые, пронизанные светом. И этот свет кругом, в листве, струится от стволов берез, желтыми зайчиками рассыпан по хвое. И оттого, что неожиданно нахлынуло на Ивана как откровение, как открытие, он растерялся, понял вдруг, что всего этого для него могло и не быть, и все это — жизнь!

— А ты что уставился, смотришь! Я тебе не портрет! — закричал Иван на архивариуса. — Что рот открыл? Пошел отсюда!

— Да я…

— Проваливай, говорю! Тоже мне… Замухрыга!

Архивариус молча поднял кепку, отряхнул ее, стукнув о ладонь, надел и, не взглянув на Ивана, пошел.

Иван отвернулся. Он слышал, как архивариус уходит, шаги все тише, а когда взглянул, архивариус был уже далеко.

— Эй! — позвал Иван. — Слышь!

Архивариус, не оборачиваясь, шел, устало опустив руки и понуро наклонив голову.

— Эй! — погромче крикнул Иван. — Послушай, дружок! Как там тебя… — Иван догнал архивариуса. — Ну! Ты чего? Подожди…

Архивариус остановился.

— С деньгами-то что будем делать?

— Не знаю. Как хотите.

— Да ты никак обиделся? Зря ты. Ведь я чуть не погиб, пойми. А у меня ведь четверо девчушек, баба… Ведро вот починить просила. Ты пойми.

— Я понимаю.

— А я ведь мясной.

— Я понимаю, я не сержусь, — вдруг быстро заговорил архивариус. Он порывисто взял Ивана за руку, — Я понимаю. Спасибо вам.

— Ну, это ты зря, — застеснялся Иван. — Чего уж. Вместе были. Заодно. А тебя хоть как зовут-то?

— Тихоном.

— А по отчеству?

— Ионыч.

— Так что, Тихон Ионыч, как быть, а? Ах ты ядрена Феня, денег сколько!

Иван наломал веток, укрыл ими чемодан.

— Может, подальше куда унести? — спросил Тихона.

— Зачем?

— А вдруг тот вернется?

— Нет, он сюда не придет.

— Что с ними будем делать?

— Неси домой, потом в милицию сдашь, когда все установится.

— А ты что?

Тихон горько усмехнулся:

— А я стадо постерегу. — И рассказал Ивану, что он болен и не может идти далеко.

— Вместе, помаленьку, — пытался уговорить его Иван.

— Нет, не получится.

Иван сидел с Тихоном до темноты. Курили. Вспоминали всякое. Обменивались адресами. Тихон был из Порхова, а в Порхове Ивану случалось бывать.

С темнотой Иван переложил деньги в шелгун — заплечный мешок.

— Слушай, Ионыч, — схитрив, спросил у Тихона, — а ну покривлю душой, не отдам деньги, соблазнюсь вдруг, а?

— Отдашь, — уверенно ответил Тихон.

— Почему ж так думаешь?

— А потому, что хорошо в ухо бьешь.

— Печать у меня свинцовая!.. Эх, Тихон, Тихон! Мать честная! Где познакомились! Ну, как-нибудь еще свидимся.

Иван шел вдоль реки всю ночь. Лес постепенно поостыл, листва стала прохладной. В зной она бывала бархатистой на ощупь, а сейчас — гладкой. Иван торопился, беспокойно поглядывал на небо в сторону востока. Летняя ночь коротка, и вроде бы начинало светать.

Лес кончился, начиналось поле. Оно было еще сумеречным. Неподалеку виднелись две деревеньки. Между ними на сыром болотном лугу белела река. Лес огибал поле, уходил в обе стороны на десяток километров и опять смыкался за деревнями. В деревнях ни одного огонька. Коростель скрипит на лугу, скрипит, будто раскачивает изгородь.

Иван подождал и пошел лугом. От темных банек, стоящих под пригорком, у реки, пахло дымом. Где-то наверху, в деревне, гавкнула собака. И вдруг заговорили. Иван присел. Говорили по-немецки. Спокойно, негромко. Ивану показалось, что спускаются к реке. Он лег и пополз. В болотце, все ближе и ближе к Ивану, кричал беспечный коростель. Может быть, они искали птицу? Потом шагов стало не слышно. А за рекой вдруг заиграла гармошка и кто-то незнакомо запел. И гармошка пиликала по-чужому.

Шаги раздались совсем рядом. Двое молча шли к реке. Под сапогами чавкала вода. О чем-то поговорили, смолкли. Иван ждал. Они молчали долго-долго, а ему все казалось, что по сырой траве беззвучно подходят к нему… Раздался плеск воды. Заговорили уже на другой стороне реки, уходили… А где-то на лугу, в метелках конского щавеля, все так же кричал и кричал коростель.