Павел Васильев - Повести

— Ладно, сейчас посмотрим. А ты не мешай, батя. — Командир что-то тихо сказал красноармейцам, и они, пригнувшись, побежали вперед.

Иван весь день и всю ночь шел к дому. Уже светало, когда он подошел к своей деревне. Был тот час, когда умолкает все. Не поют птицы, не возится в кустарнике ветерок, даже трепетные осины тихи, и деревья, будто подвытянувшись, привстав на цыпочки, приготовившись, что-то высматривают вдали и ждут — чутко и напряженно.

Иван остановился возле верб и долго вслушивался. В густом сиреневом сумраке не различить было отдельных деталей, все слилось воедино, и только крупно вырисовывались на фоне поблекшего неба крыши изб да кроны столетних дубов.

Из предосторожности Иван не пошел дорогой, а свернул на тропинку и, пробежав через огороды, вдоль поросшей бурьяном канавы, вышел к избе Василия. Подождав и еще раз послушав, Иван ударил тихонько в раму. В избе завозились, и по глухому покашливанию, по тяжелому редкому скрипу половиц Иван узнал Василия, который вышел в сени.

— Батя, — не дожидаясь, когда откроют, позвал Иван. — Батька. — Он торопливо шагнул в темные сени и уткнулся лицом Василию в плечо.

— Ты? Жив?

— Жив, — чуть не всхлипывая, ответил Иван.

— Целый?

— Цел. А вы как тут, батька, как мои?

— Живы. Все живы. Ну, проходи.

Они вошли в избу. Узнав Ивана, поднялась с кровати жена Василия.

— Ребров? — спросила тихо.

— Он самый!

— Вернулся! Ну, слава богу!

— А хрен мне будет! Что это вы вроде бы одетыми спите?

— Солдаты заходят. То дорогу узнать, то хлебца попросят. Все ночи идут, к фронту пробираются… Я думала, опять какой-нибудь стучит, не ожидала, что ты. Далеко ли был?

— За Дедовичами.

Иван понял, что тем самым у него спрашивают, далеко ли отсюда фронт, и он сам спросил о том, что теперь его больше всего интересовало:

— А эти… не заезжали сюда?

— Побывали. Ушли. Всех собак перестреляли. Теперь своя гадина из щелей полезла. Хуже чужих.

— Кто?

— Минька Салин откуда-то появился. До войны и не видели, а теперь — тут. Вторую неделю житья не дает. В Полозове квартируется, а сюда — почти каждый день. Перестрелял сколько. Говорят, вчера Митрича…

— Полозовского?

— Ну!

— Так это же троюродный братан ему!

— Вот и братана!.. А сейчас тут по деревням солдат ловят. Есть еще, которые по деревням остались, раненые. К немцам в Новоржев их отправляют. А которые ходить не могут, тех значит… не берут.

— Гады!

— Всегда так. Сидят притаившись, а как только у людей какая беда случится, тут и появляются.

— Ну гадюка! Жаль, что я тогда у амбара ему скулу не свернул, попался бы он мне!

— Ты зайди домой, взгляни на своих, да надо бы тебе пока припрятаться. А может, и домой не заходи, Наташку сюда позовем.

— Это почему же?

— Да так лучше. Ты человек горячий. И раньше с ним не ладил. Припрятался бы пока.

— Что ж, так, значит, тайком и жить у себя дома? Хорошенькая песня! Ничего не скажешь! Нет уж, пусть выкусит!

— Ну, гляди, Ваня. Как бы хуже не было. Зол он на тебя.

— Будь что будет, а в подпол не полезу. Не из той породы.

— Шутки тут плохи. Ты еще только пришел, а мы тут уже всякое видели.

— Ну ладно… Чего там!.. Пойду. Потом еще поговорим.

И, прихрамывая, Иван пошел к своему дому.

На крыльце он зачем-то пошаркал ногами по свежему венику, хотя ноги и были сухими. Только чуть звякнул щеколдой, как Наталья сразу же выглянула в окно и тотчас узнала его и еще в избе заплакала, запричитала. И так, приговаривая, бежала через сени, гремела запорами.

— Ох, родной-то наш пришел, родненький!

— Ну ладно, — сказал Иван, пытаясь высвободиться от нее. — Ладно, не вопи, не буди ребят, пусть выспятся. Когда уходил, можно было реветь, а теперь незачем. Да ладно тебе, хватит.

Но Наталья еще долго не отпускала его, все всхлипывала.

— И не думала, что увидимся, встретимся. Худой-то какой, тощий…

— Не реви, ну ладно.

Иван подошел взглянуть на девчушек. Они, все четверо, разметавшись, спали на одной кровати. Иван стал так, чтобы Наталья не видела, что он смотрит на детишек, стеснялся почему-то Иван этого, а сам подумал с любовью:

«Вон какие вытянулись! Здоровенные, что кобылицы!»

А Наталье, которая спросила: «Чего ты?» — сказал:

— Курева у тебя тут нигде не припрятано?

Наталья приготовила завтрак и, пока Иван ел, сидела напротив и смотрела на него.

Позавтракав, Иван взял подушку, два полушубка и отправился в сарай. Там он залез на сено под самую крышу и лег.

«Ну, хоть высплюсь как следует. А то в избе девчонки все равно не дали бы», — подумал Иван, устраиваясь поудобнее.

Он проснулся оттого, что кто-то сильно толкнул его в бок. Иван сбросил шубу и сел. На сене, напротив, пригнувшись, стоял незнакомый, конопатый мужик, наведя на Ивана ствол винтовки.

— Ты чего? — удивленно спросил Иван.

— Слезай давай! Дрыхнешь тут!

На рукаве у мужика была белая повязка. Внизу, у дверей сарая, стояло еще три человека, и, глянув вниз, Иван сразу узнал Миньку Салина.

— Поспать не дадут, — осматривая присутствующих, как бы в шутку сказал Иван.

— Слезай.

— А что?

— Поразговаривай!

— Дай ему прикладом по шее, — сказал Минька.

— Слазь!

Иван упал на землю.

— Пошуруй там, может, в сено что спрятано, — приказал Минька, и конопатый стал ползать по сену, прощупывая его.

— Вроде нет… Не видно…

Салин ждал, заложив в карманы брюк руки. Он курил, покусывая цигарку.

— Давненько не виделись, — сказал он Ивану.

— Давно.

— А и встретились — не рады. Не забыл еще?

— Нет.

— Хорошую я тебе тогда памятку оставил. Живуч! А другой уже давно откинул бы копыта.

— Так я — Ребров!

— Ну как, ничего там нет? — спросил Салин конопатого.

— Ничего. — И спустился с сена.

— Так, а теперь мы с тобой побеседуем. Ты откуда пришел? Зачем?

— Как зачем? Домой! — искренне удивившись, сказал Иван.

— Тебя кто прислал?

— Куды?

— Не придуривай! Знаем мы тебя как облупленного, знаем. Может быть, ты думаешь, что если я давно тут не был, так и позабыл, как ты с Завьяловым ходил, нас раскулачивал? Все помню! Как ты, падла, по мочилу лазил, колеса искал.

— Какие?

— Забыл? От линейки, на железном ходу.

— Не помню.

— Я тебе напомню! Я вам все припомню! Мы еще поквитаемся. Последний глаз выколю. Взять его!

Ивана схватили, завернули руки за спину.

— Больно! Что делаешь! — крикнул Иван. Дюжие мужики были, да и старались очень. Один с четырьмя не справишься.

Когда Ивана вели на дорогу, к телеге, встретилась ему его младшенькая, Настя. Она играла с котенком. Увидев отца, резко выпрямилась, обрадовалась, встрепенулась и сделала шаг навстречу, собираясь подбежать, но тут же испугалась, остановилась, зрачки ее недоуменно расширились… А котенок прыг к ней и лапкой цап, цап за подол платья.