Борис Воробьев - Прибой у Котомари. Героическая повесть

«Давай, - подумал Иван, - пали на здоровье. А я подожду, пока ты поджариться».

Танк задымил. Люк со звоном отвалился, из него показался толстый японец, спешивший покинуть горящую машину.

- Привет! - сказал Иван, ловя танкиста на мушку. Тот так и не успел выбраться из люка, повис па башне вниз головой.

Боеприпасы уже рвались вовсю, когда на дальнем конце болотины показался последний танк. Его водитель не осторожничал и гнал по проложенной колее, как по дороге. Танк начал стрелять издалека остервенело, из обоих пулеметов. То ли стрелок догадывался, где танк могут поджидать, то ли действовал наобум, но очереди ложились рядом с Иваном. Одна, как огнем, прожгла кочку, располосовала рукав ватника. Иван рванулся назад, но вспомнил, что все равно не успеет добежать до моста, срежут. Оставалось одно - укрыться за подбитым танком. До него было не больше двух десятков шагов.

Иван метнулся. Он уже почти добежал, когда по правой руке будто хватили кувалдой. На миг ему показалось, что руки нет, и он остановился, но переборол внезапный испуг и добрел до танка. Рукав набухал кровью, которая пачкала железо, землю, траву.

Жаркая истома охватила Ивана. Он сел в грязь возле танка, прижавшись лбом к холодной броне. В голове гудело, и он не мог понять, гудит ли это остывающая броня или отливает от сосудов уходящая из тела кровь.

Грохотанье набегавшего танка всколыхнуло Ивана. Ненависть к железному существу, которое через минуту раздавит его, вомнет в грязь, перекрутит и выбросит, подняла Ивана на ноги. Здоровой рукой он достал из-за пазухи гранатную связку. Зубами выдрал чеку. Теперь оставалось лишь разжать пальцы.

Танк показался. Обходя подбитый, он свернул с колеи, надсадно завывая мотором. Оттолкнувшись от борта, Иван, шатаясь, пошел ему навстречу. Он находился в мертвом пространстве, и очереди со свистом проносились у него над головой. Он не мог упустить этот танк и напрягал все силы, чтобы не упасть раньше времени. Если бы разверзлись вдруг небеса и свет осветил бы землю, ничего, кроме смерти, не прочел бы водитель на окаменевшем лице окровавленного матроса.

Но небеса не разверзлись, и, когда танк наехал, Иван лег ему под правую гусеницу. Он ощутил неодушевленность сформированного человеческими руками металла и хотел закричать, но раздавленная грудь не вобрала воздуха. Тогда он, как на колени женщине, положил голову на землю и разжал пальцы…

Они пришли и молча сели рядом - Мунко, Иван, Шергин, Калинушкин. Их бескровные лики были спокойны; их мертвые зеницы смотрели сквозь него; их отверзлые раны, как язвы, покрывали простреленные, обезображенные тела. Их губы шевелились, обращая к нему беззвучную речь, но нем и непонятен был этот мертвый язык.

Угасающим, меркнувшим взором Баландин смотрел на них, и образы прошедшей жизни тихо всплывали со дна памяти и, как уносимые ветром листья, пропадали в немыслимой, ожидающей его дали. И бесконечен был их ход, и ни один образ не повторился дважды; и эти бесконечность и неповторяемость удивляли его и были так же недоступны для понимания, как лоно и власть, их породившие.

Новый день наступил, но солнце не смогло прорвать плотную завесу дождя и туч: его лучи преломлялись где-то в высоте и, отраженные, возвращались к своему светилу, так и не достигнув покрова земли, не озарив её таил, красот и бедствий…

Подвиги советских воинов в Великой Отечественной войне, и в том числе подвиги разведчиков-диверсантов, еще не полностью освещены нашей литературой. Правда, усилиями ряда писателей и работников кино образ армейского разведчика в последнее время приобретает довольно зримые черты. Однако он чаще всего рисуется этаким сверхчеловеком, которому все доступно, который все может и побеждает играючи. Отсюда у молодых людей, не прошедших войну, очень часто создается впечатление, что разведка - это сплошная романтика, блеск орденов, красивая и веселая жизнь. Порой можно прочитать или услышать о разведчиках как о людях, не знающих страха, своего рода сорвиголовах. Ошибочное мнение! Для меня, разведчика-диверсанта, который, как и герои повести Бориса Воробьева, всю войну противостоял немецким горным егерям в горах Норвегии и Северной Финляндии и который принимал участие в разгроме японских империалистов, такая точка зрения неприемлема и неприятна.

Поэтому здесь я хочу сказать о первом и очень важном достоинстве повести Бориса Воробьева - продуманном и правдивом показе автором своих героев. Все шесть человек, составляющие группу старшего лейтенанта Сергея Баландина, - это простые советские люди, понимающие, что разведка не романтика, а труд. Тяжелый и опасный, но необходимый Родине труд, без которого нет побед в кровопролитной войне. Все шестеро - патриоты, добровольно идущие на выполнение рискованного задания, сознающие его необходимость. Это настоящие мужчины!

В своем романе «Тропою гнева» писатель Явдат Ильясов говорит: «Мужчина - еще не тот, кто может отрастить усы и бороду, кто способен выпить бурдюк вина, и не тот, кто умеет ласкать женщин, а тот, кто закрыл свое сердце для всего мелкого, обыденного, пошлого и вступил на тропу подвига».

Вот такими людьми, идущими тропою подвига, я вижу героев повести Бориса Воробьева. Правдиво, ненавязчиво рассказывает автор о цене жизни человека, о желании жить. На замечание начальника разведки: «Отбери ребят поотчаянней. Чтоб не моргнув в огонь и воду» (Вот они, сорвиголовы!) - автор устами командира группы мысленно отвечает: «Отчаянных во взводе нет. На отчаянных воду возят. А у меня североморцы. Матросы». В самом деле, есть ли такие отчаянные, которые не задумываясь бросаются в огонь и воду? Жизнь безоговорочно отвечает на этот вопрос. Таких людей нет. Человеку свойственно постоянно думать, а при выполнении ответственного, связанного с большим риском задания работа мысли усиливается во сто крат. Тот, кто не думает в бою, чаще всего погибает; мыслящий боец не только остается жить, но и наносит как можно больше урона врагу. Конечно, на войне встречаются крайние ситуации, когда человеку приходится сознательно отдавать свою жизнь, но он делает это не с радостью, а в силу суровой необходимости и глубокого понимания своего долга перед Родиной, товарищами.

Очень хорошо, что, расставаясь с начальником разведки, старший лейтенант Баландин задает вопрос о возможности возвращения, очень хорошо, что герои повести, разбросанные по острову, умирая, надеются, что их товарищи сумеют выполнить задание и вернуться. Это закономерно. Это укрепляет волю людей, и в повести эта мысль проводится убедительно.