Игорь Акимов - Баллада об ушедших на задание. Дот

Тимофей предостерегающе поднял руку. Он ждал. Он все ждал, когда же появится хвост колонны, и наконец увидел его, и тут же убедился, что это не конец. Это был только небольшой просвет, а затем из ущелья поползли грузовики и вездеходы.

Выходит, механизированная дивизия.

Тимофей медленно распрямил занемевшую поясницу и повернулся к товарищам. Они глядели мимо него - в амбразуру. Стояли прямые и какие-то вдруг осунувшиеся. И в глазах их была печаль и даже отчаяние. Но не страх. Жизнь - это такая приятная штука; что ни говорите - ее всегда жалко, всякую. Но долг - выше. И честь - выше. И вообще есть много еще таких вот штуковин; о них не думаешь и даже не помнишь до времени, но наступает минута - и они поднимаются, словно дремали в тебе, пока твое сердце тихонько к ним не толкнулось. Тогда они просыпаются и заполняют тебя всего, как сталь заполняет форму, словно в ней ничего и не было, словно в ней не было себялюбия и робости и мелких страхов из-за бытовой ерунды. Сталь выжигает их начисто. И ты перестаешь быть собой - слабым человечком. Твое сердце заполняет тебя всего. И вся твоя жизнь фокусируется в этой минуте, и не только прошлое, но и будущее. И вся твоя энергия фокусируется в ней, как линза фокусирует солнечный луч в точку. И тогда как будто из ничего вдруг вспыхивает пламя…

- Товарищи красноармейцы, - сказал Тимофей и замолк: сел голос у него. Он осторожно, чтобы рану не бередить, прокашлялся в кулак, открыл рот - и не получилось ни звука. Это его только разозлило.

- Воды! - прохрипел он.

Чапа с готовностью протянул фляжку. Тимофей отпил всласть, жестко вытер тылом ладони рот и сказал спокойно и твердо:

- Товарищи красноармейцы. Сейчас, когда наша Советская Родина бьется насмерть с мировым фашизмом… - Он замолчал: замах вышел не по плечу. - Священный воинский долг… и просто совесть… - Он опять замолк, поглядел в лицо каждому и вдруг рубанул воздух кулаком. - Я так считаю, что мы им должны сейчас вжарить. Сейчас просто обязаны. Все. Прошу высказаться, товарищи.

- Вот это разговор, Тима! - восторженно заорал Страшных. - В первый раз за трое суток говоришь по-человечески. Давно бы так!

- Нас только пятеро, - сказал Залогин. - Ну, врезать им хорошенько - это вещь, кто спорит. Ну, поломаем несколько игрушек. А как эти дяди попрут на нас? В одиночку дот не продержится - он ведь только часть системы. И потом: здесь гарнизон нужен - двенадцать человек. А нас только пятеро.

- Четверо, - поправил Тимофей. - Я не в счет. Какой из меня ныне вояка! Спасибо, что хожу.

- Да я и не считал, если по правде.

- Не разберу: ты за или против? - разозлился Ромка.

- Если б я один был - какой разговор…

- Ясно, - сказал Тимофей. - Твое мнение, Драбына?

- Я шо, - глаза Чапы от возбуждения совсем округлились и были на пол-лица. - Я как усе.

- Ладно. Что скажешь ты, Саня?

- Как прикажете, товарищ командир.

- Отлично. Приказываю готовиться к бою!… - Он еще раз оглядел всех. - Кто знает наводку?

- Да что там знать, комод? - фыркнул Страшных. - Бей напрямую - и хана.

- Тебя не спрашивают. Твои знания мне известны.

- Дайте я спробую, товарыш командир, - сказал Чапа. - Так что у меня был приятель…

- Понял. Садись наводить. - Тимофей отхлебнул еще глоток и возвратил ему флягу. - Страшных, будешь замковым и заряжающим. Залогин - снарядным. Ты, Саня, лети вниз, подавай бронебойные. Пока не получишь другого приказа - одни бронебойные. Разберешься?

- Так я ж ничего не увижу оттуда!

- Ты что - в кино пришел? Выполняй приказ!

Он повернулся к амбразуре и даже чуть не отпрянул в первое мгновение, так близко были враги. До головной машины - не больше трехсот метров…

Мотопехота уже вся перебралась на этот берег, и теперь через мост двигался второй танковый полк.

В передовом дозоре шли два средних танка, их прикрывал тяжелый. Он казался горбатым, набычившимся животным. На его башне, свесив ноги в люк, сидел танкист. Он был без шлема, со значками на груди - слева и справа; курил трубочку и смотрел на холм. Впечатление было такое, что он смотрит прямо в амбразуру. Тимофею даже показалось на миг, что немец и он встретились глазами - вдруг их глаза оказались совсем рядом, словно расстояние необъяснимым образом потеряло свою власть. Тимофей ощутил внутри пустоту и замер. А затем горизонт стал сжиматься сразу с обеих сторон: это стоявший рядом Залогин, оцепенев, будто под гипнозом, медленным вращением маховичка сдвигал створки амбразуры…

Тимофей остановил его руку:

- Не надо. Он не видит нас.

Это был оптический обман, небольшая шутка природы.

Чапа уже обжился в креслице наводчика, даже телефонные наушники зачем-то напялил. Прильнув к дальномеру, крутил ручки.

- Чапа, дозоры пропускаем.

- Э! От меня они вже повтикалы.

- Ух ты! Откуда же начинается мертвая зона?

- А трошечки дали, товарыш командир. Отам, де ярок и дырка под сашше.

- Это где водосток, - шепнул Залогин.

- Вижу… Отступи метров на сто. Там их и прихватим.

Уже и второй дозор был рядом, огибал холм. И колонна совсем приблизилась. Головной танк - лобастый, упрямый, - покачиваясь, катил по серебряной ленте, жевал гусеницами собственную тень. Тимофей подправил настройку стереотрубы, определил: до линии огня еще метров пятьдесят; успеваем А где же хвост колонны? Все новые и новые танки выползали из ущелья. Ладно, что откусим - то и наше. Не подавиться бы…

Он услышал сзади незнакомый щелчок и обернулся. Залогин вынимал из подъемника снаряд. Засуетился Страшных, с непривычки замешкался, наконец торопливо лязгнул затвор.

- Орудие к бою готово!

Это было последнее мгновение, когда Тимофей своею командирской волей мог остановить судьбу и отменить атаку. Интересно: как бы сложилась их жизнь? Вспоминали бы они об этом мгновении - последнем, за которым лежала пропасть?… Но Тимофей даже не подумал об этом. Он увидел - пора, и закричал:

- Огонь!

Вот уж чего они не ждали, это грохота. Впечатление было такое, что сидели в железной бочке, а кто-то вдруг ахнул от всего сердца - сколько в нем только силы наскреблось - кувалдой.

Тимофей оглох и ослеп на несколько мгновений, и потому прозевал разрыв снаряда. А когда смог наконец видеть, ему подумалось: мимо. Головной танк катил, словно ничего не произошло, к спасительной границе мертвой зоны. Но тут оказалось, что движется он один, а колонна останавливается - теснясь, сжимаясь, как гармоника. Останавливается, потому что стоит второй танк. Тимофей долго всматривался, пока увидел маленькие язычки пламени, а потом, как-то сразу, будто в нем дырочку открыли, из танка повалил густой жирный дым.

- Куда ты в него, Чапа?

- Тю! А я знаю? Я в першого вциляв.

Все еще золотое, все еще чистое и ясное предвечерье лилось долиной, и даже дым не мог его замутить. Пока не мог.