Игорь Акимов - Баллада об ушедших на задание. Дот

- Ладно. Помолчи.

Капитан уже успел бегло просмотреть содержимое бумажника немца и теперь держал в руках глянцевый кусочек картона с золотым обрезом и короной. Повертел и передал Малахову.

- Это ваша визитная карточка? - спросил Алексей Иннокентьевич у пленного.

- Да, - резко ответил тот.

- Он граф, - сказал Алексей Иннокентьевич.

- Ну и что? - вдруг беспричинно взорвался капитан Сад. - А хоть бы и сама королева английская. Вот еще морока мне на шею!… - Он встретил выжидающий взгляд Малахова и сразу остыл - Вытолкать бы его отсюда к чертовой матери. Только откуда он здесь, эдакий прыткий? Что-то в этой истории не того… Дайте подумать.

Алексей Иннокентьевич кивнул и повернулся к немцу:

- Господин граф, надеюсь, в действиях солдат не было ничего оскорбительного для вас?

Тот смерил Малахова презрительным взглядом: мол, кто ты такой, что еще и вопросы задаешь. Но все-таки ответил:

- Не беспокойтесь. Мой род идет от самого Карла Великого! И они, - граф боднул головой в сторону разведчиков, - могут меня убить, это так, но оскорбить - никогда!

- Прекрасная речь, - сказал Алексей Иннокентьевич. - Но вам повезло, что ребята плохо знают немецкий.

- Вздор! Можно попросить, чтобы они не упирались мне в спину автоматами?

- Ребята, в самом деле, чего вы насели на фрица, - сказал Алексей Иннокентьевич, и разведчики отошли под стены.

Лицо пленного вдруг исказилось, он напрягся, и не успел еще никто сообразить, что же, собственно, произошло, как раздался треск - и граф с гримасой отвращения оборвал с запястий остатки связывавших его руки веревок.

- Надеюсь, вы не возражаете? - усмехнулся он, довольный произведенным впечатлением. - Это чертовски неудобно, когда руки связаны за спиной. Не так ли?

- Браво, - медленно сказал капитан Сад, сделал еле заметный знак рукой - и все автоматы опустились.

Немец повернулся в одну сторону, в другую.

- Да не смотрите на меня так! Я не воюю. Ни с кем! Я ни против кого. Я сам за себя! Я нейтрал! Понимаете?

Он размахнул руками в свете скрестившихся на нем узких лучей фонариков и говорил слишком громко, почти кричал. Хорошо, что мы в часовне, а не на открытом месте, подумал капитан Сад. Отсюда, пожалуй, даже ночью в замке не услышат. Но лучше отойти в лес.

Вдруг поведение немца резко изменилось. Он притих, медленно обвел взглядом часовню и опять взорвался смехом:

- Вот забавно! Я только сейчас заметил, что нас в часовне двенадцать. Как апостолов! - Он прыснул и спросил с насмешливой ухмылкой: - Господа, позвольте узнать сразу: кого из вас зовут Иудой?

Ему поневоле пришлось остановить взгляд на Малахове, потому что все молчали и было неясно, понял ли кто-нибудь его шутку. Алексей Иннокентьевич иронически улыбнулся.

- Интересно, - сказал он. - Очень интересно… Оказывается, вы замечательно считаете, ваша светлость. Даже при таком освещении вы ухитрились пересчитать присутствующих!… Ловко, граф, ловко. Я надеюсь, мой капитан сейчас узнает, где вы научились так замечательно считать.

Против ожидания разведчиков капитан Сад не спешил с допросом Больше всего капитана занимал Рэм. Вместе с Борей Трифоновым, первым в роте специалистом по анатомии, он долго мучил Рэма - вертел, сгибал, прощупывал; наконец они решили: вроде бы только ушиб Тебе придется попотеть сегодня над Рэмом, сказал Боре капитан Сад, вся надежда на твои руки. Об что звук, сказал Боря Трифонов, вот только фундамент заложу попрочнее…

И он похлопал себя по животу.

Еще недавно Боря Трифонов серьезно занимался боксом, даже первые места брал на профсоюзных соревнованиях. Но в разведке «коронка слева в челюсть» не понадобилась ни разу, зато как массажиста его эксплуатировали без зазрения совести. Хорошая слава всегда приятна, и все же Боря считал, что судьба к нему несправедлива. Он мечтал о подвигах, он был готов к ним; боевая репутация Рэма Большова была для него идеалом, но подвиги совершали другие и в поиск уходили чаще другие, и Боря уже всерьез начинал подозревать своего капитана, что тот просто-напросто его бережет. И в этом был резон: отчаянных автоматчиков капитан Сад мог набрать любое число, а вот умелый массажист на всю армию был один.

После кулеша любопытных не осталось: спать завалились Только возле часовни коротал ночь между «дегтяревым» и рацией Сашка, да Боря Трифонов, сосредоточившись и гримасничая, колдовал над Рэмом (во время массажа он переставал видеть и слышать окружающее, он весь «уходил в пальцы», а пальцы сливались с пациентом, и если между ними не циркулировала общая кровь, то жизненная сила циркулировала точно, и нервные клетки передавали непосредственно неведомые науке сигналы, и Боря почти наяву чувствовал то, что чувствовал пациент, и «сопереживал»); да Володька Харитончук, снайпер группы, сменив свой «трехлинейный мастерок» на ППШ, охранял графа.

Немец держался спокойно, высокомерно и нагло.

- Я думал поначалу, что он хамоват со страху, чтобы не показать, где у него сейчас душа, - сказал Алексей Иннокентьевич капитану. - Но похоже, Володя, это не так. Он действительно плохо воспитан. А еще мне не нравится, что он через слово тычет своей родословной.

- Черт их разберет, этих бывших, - поморщился капитан Сад. - Может, они как раз вот такие.

- Не скажите, Володя… Знаете, мне уже приходилось иметь дело с людьми высшего круга, с самым изысканным бомондом. Это были лорды и герцоги, а однажды я был даже представлен вице-королю: он неплохо играл в вист. Так должен вас разочаровать, капитан: у них совсем иной стиль. Правда, среди них не было ни одного немца…

Версия графа была простой и ясной. Он гостил во Львове у приятеля, командира авиационного полка (его «мессершмитты» прикрывали Бориславско-Дрогобычские нефтяные промыслы, хотя им не раз приходилось драться и над самим Львовом, и на юг их бросали, на перехват американских «летающих крепостей»). Они уже дважды охотились в Карпатах - на кабанов и оленей; их много расплодилось за время войны. Но на прошлой неделе на вечеринке один офицер рассказал о каком-то озере вот в этом районе; мол, птицы здесь видимо-невидимо, и лебеди, и утки всех пород. Граф загорелся. Взял с собой только двух слуг и прикатил на своем «опель-адмирале». Озера они не нашли. В довершение граф еще и заблудился…

Алексей Иннокентьевич переводил его пылкую речь почти синхронно. Капитан тоже знал немецкий и вполне свободно оперировал тремя-четырьмя сотнями слов. Этого хватало для обычного допроса, но сейчас был особый случай.

Немец нес околесицу - это понимали оба. Поймать и опровергнуть его не составило бы труда. Только зачем? Как «язык» он не представлял интереса. Если он действительно тот, за кого выдает себя, проку с него мало; если же он здесь не случайно… и в этом варианте он был не нужен: после вылазки Рэма и Ярины разведчики знали о противнике достаточно. Так или иначе, веры немцу не было. И возиться с ним некогда. Ситуация исключала выбор. Ситуация была такова, что надежное решение было одно: немца следовало убить. На всякий случай.