Питер Устинов - Побежденный. Рассказы

— Сплавили его, слава Богу, — улыбнулся Эрхардт, закурил трубку и сказал: — Теперь я объясню вам, что мы делаем, и в общих чертах — как. Кстати, почему вы мигаете?

Ганс покраснел.

— Россия.

Эрхардт понимающе кивнул. Он мог задавать самые нескромные вопросы с целеустремленностью врача. Они представляли для него не обороты речи, которыми нужно пользоваться тактично, а самый верный и быстрый способ получить ответы.

— Наша работа — вывозить немцев из Италии…

— Но я не хочу уезжать…

— Минутку, минутку. Я тоже. — Эрхардт засмеялся. — Это лишь часть нашей работы. Есть люди, желающие уехать в Аргентину или в Центральную Америку. Страны наподобие Гватемалы очень нуждаются в немецких техниках. Американцев там не любят. Вынужденная близость привела к логическому концу. К тому же во всех латиноамериканских странах живет много немцев. Это очень удобно. Я связался с компанией «Монтес и Майер», представителей которой близко знал в Гамбурге еще до войны, и предложил им соглашение, по которому собираю немцев и отправляю в Латинскую Америку, когда для них находится работа, а они потом выплачивают процент от заработка в отделение компании в Буэнос-Айресе, Монтевидео или где бы ни оказались. Я получаю здесь жалованье и плюс переменные проценты в зависимости от квалификации людей, которых отправляю туда. Вы хмуритесь? Почему?

Ганс ответил с легким раздражением:

— Мне это напоминает торговлю живым товаром. Эрхардт рассмеялся.

— Пожалуй. Но задумайтесь на минутку об альтернативе. Какое будущее ждало бы Шнайдера в Германии? Человек не особенно образованный, не особенно умный, в сущности глуповатый. Вермахт обучил его ремонтировать сложнейшие танковые моторы, и теперь ему предоставляют работу техника в одном из крупнейших гаражей Парагвая. Он будет получать вдвое больше, чем в Германии, где таких людей сколько угодно. Даже если всю жизнь станет отдавать десять процентов от заработка, разве там он будет не лучше обеспечен, чем в Европе?

— А что, если он откажется платить, когда очутится там, в безопасности?

Эрхардт пожал плечами.

— Ни у кого из нас нет ни паспортов, ни других документов. Приходится полагаться на наших благодетелей. При деньгах наших друзей возможно все, но если мы окажемся непослушными… понимаете?

— Однако с течением времени… Эрхардт засмеялся снова.

— Я не считаю, что такое положение дел будет длиться вечно. Но пока нас не начнут обхаживать и Запад и Восток — то есть покуда лицемерие вынужденной ненависти войны не сменится лицемерием вынужденного дружелюбия мира — нам придется изворачиваться.

— Почему вы говорите мне все это?

Лицо Эрхардта приняло жестокое выражение.

— Потому что хочу, чтобы моя деятельность была понятна. Я тружусь на благо немецких солдат и лишь постольку-поскольку зарабатываю на жизнь. Работаю тайно, но лишь от итальянских властей. Здесь все делается открыто.

Ганс поднялся и подошел к окну. Эрхардт посмотрел на него и негромко спросил:

— Пока что удовлетворены? Ганс обернулся.

— Спрашиваю просто из любопытства: какова будет ваша реакция, если я скажу, что не желаю участвовать в этом?

— Вы намерены сказать так?

— Не обязательно.

— Вот-вот. Если б сказали, я бы счел вас глупцом, во-первых, потому что не потрудились выслушать меня до конца, во-вторых, потому что один вы обречены на неудачу. Это, как сами понимаете, мой главный довод.

— Нет, не понимаю, — ответил Ганс. — И готов вас выдать.

— Что вам это даст? Ганс задумался.

— Продолжайте.

Эрхардт продолжал тоном несколько усталого благодетеля. Он привык и к сомнениям, и к возвышенным речам.

— Я уже объяснил, что представляет собой наша работа в Новом Свете, которой занимаюсь лично. Но в нашей деятельности есть еще один аспект. Ливан. Этой сферой занимается Фромм, с которым вы встретились внизу. Он авиатор. Видите ли, Ливан привлекателен главным образом для авиаторов. Соединенные Штаты будут поддерживать евреев. Неофициально, разумеется. В ближайшем будущем Средиземное море начнут бороздить американские прогулочные яхты, нагруженные вооружением, которое будут поставлять богатые евреи. Русские тоже захотят помочь евреям, но их будет смущать то, что они окажутся на одной стороне с американцами. Тем не менее евреи будут обеспечены хорошо. Это я с уверенностью предсказываю.

И я подумал: какой вклад можем внести мы, немцы? Не стану вдаваться в подробности, но я поговорил кое с кем в определенных кругах, и теперь тех, кто служил в «люфтваффе», мы отправляем в Ливан и прочие арабские страны. В этих сделках я получаю плату наличными за каждого квалифицированного специалиста, столько-то тысяч лир за летчика, чуть поменьше за штурмана, чуть побольше за радиоинженера, значительно меньше за наемных специалистов и так далее. Жалованье, которое они там получают, принадлежит им целиком. Вот и все. Теперь перейдем от общего к частному. Какая у вас цель? Вы не хотите покидать Италию?

— Не хочу, — решительно ответил Ганс.

— Вы совершенно уверены? Я никого не расспрашиваю о прошлом, это не мое дело, но если оставаться здесь неблагоразумно, то нет ничего проще, как переправить вас самолетом в Бейрут или, предпочтительнее, пароходом в Буэнос-Айрес.

— Почему предпочтительнее? Эрхардт негромко рассмеялся.

— Полагаюсь на долгосрочные вклады.

— Понятно. Но я хочу остаться здесь.

— Пребывание в Италии будет носить временный характер, надеюсь, вы меня понимаете, — сказал Эрхардт.

— Не понимаю.

— Италия не особенно привлекательна для меня, поскольку здешние перспективы несравнимы с перспективами в менее освоенных странах. Моя деятельность здесь не может длиться вечно.

— То есть немцев в конце концов тут не останется.

— Имеется в виду совершенно другое, — ответил Эрхардт. — Я предвидел, что союзники в порыве мстительности и неуместных миролюбивых устремлений уничтожат всю нашу взятую в качестве трофеев технику, символизируя тем самым свою победу. Именно так они поступили после прошлой войны с нашим флотом. И я собрал всю технику, какую смог. Крал со свалок. Ремонтировал.

— Это еще зачем? — удивился Ганс. — Не собираетесь же самолично начинать вновь итальянскую кампанию?

— Нет, — лукаво улыбнулся Эрхардт. — Но итальянцы начинают снимать фильмы о своих славных партизанах. Американцы уже едут сюда, чтобы увековечить их эфемерные успехи на пленке. За американцами последуют англичане. Понимаете?

— Нет.

— Вы меня удивляете. Чтобы одержать победу, пусть даже в кино, необходимо иметь противника. Верно?

— Верно.

— Так, но если уничтожить всю его технику, противника вряд ли можно считать достойным, и это умаляет блеск победы, даже в кино. Верно?