Николай Личак - Люди ратного подвига

Он тщательно осмотрел каждую позицию со всех сторон, и особенно с фронта. Остался доволен: даже с близкой дистанции трудно было отличить от окружающей местности чуть приподнимавшиеся над окопами, выкрашенные в белый цвет орудийные стволы и башни.

По окраине населенного пункта проходило шоссе на переправу. На этом участке, который он считал наиболее ответственным, Депутатов расположил свою машину. Левее, в сотне метров, у большого каменного дома, занял позицию танк лейтенанта Борисова. И еще левее, уступом назад, стоял Тулупов. От него до командирского танка было метров четыреста. Впереди каждого танка, сменяясь через каждые два часа, несли дозоры автоматчики. Маленький подвижной Депутатов ловко вспрыгивал на броню танка и мгновенно исчезал в люке. Такому хорошо быть танкистом — в боевом отделении не тесно. Он проверил обзор из каждой машины, наметил ориентиры, определил до них дистанции, дал указание составить танко-огневые карточки. Его карие глаза зорко схватывали каждую деталь впереди: неглубокое русло замерзшего ручья, запушенный снегом кустарник, неубранный стог сена с большой, как у гриба, белой шапкой и, наконец, дальнюю рощу, может быть скрывавшую в себе невидимого противника.

Осмотрев последнюю левофланговую машину лейтенанта Тулупова, Депутатов легко спрыгнул с брони и, тщательно вытирая ветошью посиневшие от холода руки, сказал:

— Для обогрева людей оборудуй подвал. В машине постоянно имей наблюдателя, — и, собираясь уходить, добавил: — Так смотри же, Тулупов, без моей команды огня не открывать! Если пойдут на нас, — он кивнул головой на стоявшего рядом, глубоко засунувшего в карманы кожуха длинные руки Борисова, — ты у меня будешь в резерве, понял? — Тулупов согласно кивнул головой. Депутатов выдохнул морозное облачко и, пожав лейтенанту руку, уже на ходу бросил: — В случае, откажет радио, посылай связного, — и быстро зашатал прочь.

Прошел день, другой. На фронте стояла та подозрительная, настораживающая тишина, за которой чувствовались назревающие большие события. И они начались. Взвод лейтенанта Депутатова узнал об этом по отдаленному грому артиллерийской канонады, послышавшейся на третий день рано утром где-то слева. Она не умолкала целый день. Вечером, когда стемнело, небо в том районе, откуда шло приглушенное расстоянием глухое уханье орудий, озарилось вспышками.

О начавшемся наступлении вскоре доложил и радист-пулеметчик Депутатова Терентьев, рослый, лет сорока сержант с черными чапаевскими. усами на округлом лице. Он принял радиограмму командира бригады.

— Приказал усилить наблюдение, быть готовыми, — скособочив голову, чтобы не упереться в потолок, не отрывая взгляд острых темных глаз от лица командира, докладывал Терентьев. Слова выходили из его широкой груди, распиравшей ватник, словно из бочки.

Всю ночь Депутатов провел в заботах. Дважды ходил к Борисову и Тулупову, проверял наблюдателей, беседовал с людьми. Вернулся он только около четырех часов утра, усталый, продрогший, и сел к маленькой чугунной печурке, чтобы выкурить папиросу и согреться перед тем, как лечь отдохнуть. Протянув ноги к огню, расстегнув полушубок, он с наслаждением ощущал тепло, следил, как облачка табачного дыма, расплываясь, сначала медленно, а затем, по мере приближения к открытой, пышащей жаром щечной пасти, все быстрее втягиваются внутрь. Но отдохнуть ему так и не удалось.

Запыхавшись, в подвал вбежал дежуривший в танке механик-водитель старший сержант Моргунов.

— Товарищ… лейтенант… Со стороны… рощи… шум моторов…

Моментально смахнув начинавшую обволакивать его дрему, Депутатов вскочил, крикнул «буди!» и, на ходу застегиваясь, бросился к выходу. Вскоре все были в танке. Изготовились к бою и предупрежденные но радио экипажи Борисова и Тулупова. Ночь была на исходе. Наполовину высунувшись из люка, Депутатов, напрягая зрение, всматривался в белесую мглу, откуда уже отчетливо доносилось ленивое рычание моторов. Время от времени он растирал щеки рукавицей: мороз давал себя знать. От брони танка, сплошь усеянной мелкими иголочками изморози, даже через толстые ватные брюки до тела добирался леденящий холод. На слух Депутатов уже установил, что идет несколько машин, впереди — разведка, остальные — сзади, поодаль. Определил он и примерное направление движения противника. Получалось так, что гитлеровцы должны пройти где-то между ним и Борисовым. Значит, им и принимать бой первыми.

— Как там у Борисова? Готов? — наклонившись вниз, опросил Депутатов.

— Зарядили, ждут, — донесся из глубины танка густой бас Терентьева.

Внезапно Депутатов встрепенулся. Уставшие от напряжения глаза различили смутные очертания танка. Слева появился другой, чуть сзади третий.

— Разрешите, товарищ лейтенант?

— Не торопись, Толстов, первый выстрел— наверняка! Иначе нельзя. Наводи по правому.

Башня пришла в движение. Ствол орудия медленно пополз вправо и вверх.

— Лейтенант Борисов просит разрешения открыть огонь, — снова пробасил снизу сержант Терентьев.

— Передайте. После моего выстрела по правофланговому…

Не отрывая взгляда от приближавшихся танков, Депутатов, решив подпустить их поближе, про себя отсчитал пять секунд. Когда до переднего танка оставалось каких-нибудь 100 метров, он подал команду.

…Первый танк, подбитый командиром орудия старшим сержантом Толстовым, словно примерз к снежному насту. Второй поджег Борисов. От попадания в его кормовую часть во все стороны разлетелись огненные брызги, броню лизнуло пламя, к небу взметнулся высокий огненный факел. В колеблющееся освещенное пространство вынырнул откуда-то из тьмы еще один танк, на ходу поводя хоботом орудия.

«Ищет!» — подумал Депутатов, ощущая неприятный холодок, поползший по спине.

Танк остановился, метнул сноп бледного пламени и тотчас же снова двинулся вперед, обходя горящую машину. Снаряд взвизгнул где-то в стороне, потом еще, еще…

— Мимо! Не видят! — громко крикнул Депутатов. — Бьют наугад! Маскировочка!

От третьего снаряда Толстова загорелся еще один вражеский танк. Четвертый же круто развернулся и вскоре скрылся в густом облаке вздымаемого гусеницами снега.

Наступила тишина.

— Недаром, значит, товарищ лейтенант, потрудились! — не то опрашивая, не то утверждая, отозвался снизу механик-водитель Моргунов.

— На войне ничего даром не бывает, — прогудел Терентьев. — А между прочим, есть несознательные, которые…

Депутатов улыбнулся и посмотрел на Толстова, поняв, что этот намек касается его.

Но старший сержант промолчал. Он наблюдал в перископ. Депутатову была видна только нижняя часть его лица: плотно сжатые губы да широкий, чуть раздвоенный подбородок, позолоченный едва заметной щетинкой рыжеватых волос.