Эммануил Казакевич - Звезда. Двое в степи. Сердце друга. Рассказы

Наконец позвонил Ремизов.

— Мы пошли, — сказал он. — Сделали два прохода. Дайте огня по роще квадратной. Там два пулемета.

Огонь был дан немедленно, и Ремизов, не отходя от трубки, твердил все более восторженно:

— Очень хорошо. Как хорошо! Как точно! Прямое попадание в немецкий дзот. Какая точность! Какие мастера! Спасибо им. Мы двинулись.

Акимов и сам видел, как солдаты второй роты, ободренные точной работой артиллеристов, во весь рост бросились вперед. Вскоре прибежал связной, сообщивший, что вторая рота ворвалась во вражескую траншею и вступила там в рукопашный бой.

Когда Акимов доложил об этом командиру полка, Головин сказал:

— Высылаю к тебе взвод из моего резерва. Можешь ввести его в бой по твоему усмотрению. — После некоторого молчания Головин спросил: Удержишься в немецкой траншее?

— Удержусь, — сказал Акимов.

Положив трубку, он впервые подумал о Погосяне. Погосян любил покушать и выпить. Женщин он тоже любил. При виде женщины его глаза так и разгорались, причем ему было безразлично — красивая она или некрасивая, молодая или пожилая. Он любил их как-то бескорыстно, как любят произведения искусства. «Тот, кто их выдумал, — говорил он, улыбаясь при этом вовсе не цинично, а даже скорее стыдливо, — был неглупый человек…» И покушать же он умел, бедняга Погосян! Полная противоположность Ремизову.

Акимов медленно взял трубку и вызвал Фиалку. Когда она отозвалась, он сказал:

— Передайте Ремизову, что я приказал ему вернуться ко мне на НП. Поняли? Повторите.

Фиалка повторила.

Акимов закурил и прислушался к тихим разговорам солдат.

— Люблю низкую облачность во время боя, — сказал Майборода.

— Да, — поддержал его телефонист. — Нелетная нынче погодка.

— Когда мы воевали под Ельней… — начал вспоминать кто-то из солдат.

— А вот подо Ржевом… — вмешался другой.

Тут Акимова вызвал опять к рации командир дивизии. На сей раз он был расположен очень благодушно.

— Спасибо, Акимов, — сказал он. — Удержишь?

— Удержу, — ответил Акимов.

Сразу же после этого разговора Орешкин доложил, что его солдаты выбиты из вражеской траншеи.

— Сейчас я к тебе приду, — сказал Акимов.

Он встал и застегнул шинель на все пуговицы. Одновременно, побледнев, встал и Майборода. Но Акимов снова сел на скамейку, и Майборода, вздохнув, сел тоже.

Затем в землянку вошел низенький, как мальчик, востроносенький, с большими остановившимися глазами, младший лейтенант. Он представился:

— Командир взвода младший лейтенант Фильков. Прибыл в ваше распоряжение.

— Сколько у вас народу? — спросил Акимов.

— Восемнадцать человек.

— Не густо.

Он оглянулся и увидел всю тянущуюся от НП в тыл узкую длинную щель, в которой сидели и стояли связные, связисты, а также раненые, все еще не решавшиеся уйти из-за почти не прекращающегося артобстрела.

— Беги на кухню к Макарычеву, — приказал Акимов Майбороде. — Пусть он вместе со своими помощниками и повозочными бежит сюда. Чтобы ни одного человека там не осталось. Все сюда.

Майборода исчез, а Акимов вышел к порогу землянки и сказал:

— Тут остаются вот эти три связиста и радист. Остальные поступают в распоряжение младшего лейтенанта Филькова. Легко раненные тоже.

Вернувшись к амбразуре, он с минуту поглядел в трубу, затем, повернув голову к младшему лейтенанту, спросил его:

— Давно на фронте?

— Второй день, — вполголоса ответил Фильков. Помолчав, он добавил: Но я буду стараться.

— Я понимаю, — успокоительно и очень ласково сказал Акимов.

Вскоре пришли «тыловики»: Макарычев и с ним человек восемь. Акимов объяснил Филькову задачу и сказал:

— Как придете к Орешкину, сообщите по телефону или посыльным. Попрошу у командира дивизии дать еще одну небольшую артподготовку.

Вместе с Фильковым Акимов вышел в щель и, пройдя по ней метров двести, увидел невдалеке в овраге взвод младшего лейтенанта. Люди встали при его приближении. Это были порядком изнуренные, но спокойные, видавшие виды люди.

Фильков машинально сказал:

— До свидания.

И ушел во главе своих людей. Строй замыкал очень красный, потный и чуть прихрамывающий Макарычев, посмотревший в лицо Акимову жалкими, испуганными глазами. Он немного отстал от строя и спросил:

— А обед, товарищ капитан? Обед кто будет готовить, товарищ капитан?

— Я, — безжалостно ответил Акимов и пошел обратно на НП. Здесь его уже ожидал Ремизов. Замполит был весь черный. Глаза его за очками лихорадочно и весело блестели.

— Отбились гранатами от контратакующих немцев, — сказал он.

Акимов сказал:

— Останешься тут за меня. Информируй Головина почаще. А я пойду к Орешкину.

— А где Орешкин?

— Вместо Погосяна. Погосян убит.

— Да? — спросил Ремизов. — Только час назад я его видел.

— Пошли, — сказал Акимов Майбороде.

Они двинулись по щели, потом повернули в другую. Противник стрелял из минометов, мины рвались кругом. «И чего его потянуло вперед, — тоскливо думал Майборода, прижимаясь к стенке хода сообщения. — Ему надо батальоном управлять, а не вперед лезть». Он смотрел на вызывающе спокойный затылок Акимова с некоторой даже злостью: «И кто его посылал? Если бы ему приказали — дело другое. А то он сам лезет, неизвестно зачем…»

Ко всему прочему, Акимов довольно громко и как бы одобрительно говорил при каждом разрыве немецкого снаряда:

— Вот хорошо. Так, так. Вот, вот.

Да, Акимов был доволен, что немцы стреляют часто и много, давая возможность таким образом нашим артиллерийским разведчикам засекать местоположение вражеских огневых позиций — для того в конце концов и затеян этот бой.

— Так, так, — бормотал Акимов, сердито, но злорадно косясь на разрывы то слева, то справа.

Траншея становилась все мельче и наконец незаметно кончилась. Невдалеке протекал ручей, но его берега не были видны, так как кругом стояла вода, и границы ручья были обозначены только торчащей из воды осокой и тонкими, дрожащими под ветром ивами, у которых верхушки и ветки были изломаны и расщеплены. По воде шла мелкая дождевая рябь. Рядом, на кочке, уткнувшись головой в мокрую землю, а ноги держа в воде, сидел телефонист с аппаратом и бубнил:

— Подснежник. Подснежник. Подснежник. Товарищ Акимов. Товарищ Акимов.

— Да посмотри сюда, — сказал Акимов. — Твой Подснежник же здесь, возле тебя стоит.

Телефонист поднял кверху мокрое, как от слез, лицо и, сразу просветлев, сказал:

— Товарищ капитан, вам Сирень передает: Фильков прибыл. Когда артиллерия заработает, спрашивают.

— Скажи, сейчас у них буду. Где Орешкин?

— Вон там, — показал телефонист пальцем на кустарник на другом берегу.

Акимов шел во весь рост, и Майборода вынужден был идти так же. Ему казалось, что его видят все немцы отсюда до Берлина, и было страшновато.