Эммануил Казакевич - Звезда. Двое в степи. Сердце друга. Рассказы

— Гамельман — это по-ихнему старик, — объяснил Туляков, чуть усмехнувшись.

Акимов обозлился:

— Ух, и грамотный же ты! Уже по-норвежски умеешь. А ты бы у этого самого гамельмана лодки не брал, вот это было бы лучше!

Он поманил девушку за собой и повел ее к скалам, где стояла лодка. Она шла вначале боязливо, но потом, увидев лодку, вскрикнула, обрадовалась.

— Вот, — сказал Акимов, обернувшись к Тулякову. — В следующий раз, если захочешь что взять, спроси у хозяина. И возврати ему в руки. Понял?

— Понял.

— Смотри. — Акимов двинулся в обратный путь. После долгого молчания он сказал: — Еще наделаешь международных осложнений, так что Наркоминделу придется писать объяснительные ноты. И из-за кого? Из-за главстаршины Ильи Тулякова, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, члена ВЛКСМ. Нехорошо, Туляков. Иди.

Делая выговор Тулякову, Акимов был не совсем искренен. По совести говоря, он никак не мог обвинить старшину. В конце концов лодку Туляков, правда, взял, но вернул ее в полном порядке, — не в хижину же было ее тащить к старику. Оставил на воде почти рядом с домом.

Все дело выяснилось позднее, когда пришел Летягин. Акимов вместе с офицерами обедал и пригласил Летягина к столу. И как раз в это время в шахту ввалился старик Педерсен.

Он был очень оживлен и весел. Его светлые глаза, ранее полные почти трагической неподвижности и скрытого упрека, теперь комично щурились и счастливо мигали. С Акимовым и другими офицерами он теперь держал себя запросто, даже с оттенком стариковской снисходительности. Теперь они были в его глазах просто необычайно симпатичные молодые люди, свои ребята, правда одетые в иностранный мундир. Эта неожиданная форма глубокой, но сдержанной благодарности очень, позабавила и растрогала Акимова.

Он попросил Летягина поговорить со стариком, и вот что оказалось: земля у фьорда, поскольку она является частной собственностью, разрезана на участки. Туляков взял лодку на крошечном собственном участке земли старого рыбака, а оставил ее у кусочка берега, принадлежавшего другому владельцу.

Старик в этой связи с полной серьезностью объяснил, что не может же он идти на чужой участок искать свою лодку, что участков много и не каждый разрешит постороннему человеку шляться по своей земле.

— Да, здесь так живут, — сказал Летягин.

Действительно, вся здешняя земля, включая острова, была поделена на маленькие, крохотные владения, у границ которых нередко стояли столбики с надписью «Adgang forbudt», — то есть «Вход воспрещен», — и за этими столбиками, на бедных хуторах, к которым вели «частные дороги», среди чахлых капустных грядок, тощих покосов и низкорослых берез, жили владельцы — каждый у себя и за себя. А вокруг вздымалась ничья земля бесплодного плоскогорья, где все лето паслись, дичая, олени лопарей.

Старого рыбака усадили обедать, и он жадно ел все, а в особенности черный ржаной хлеб, о котором здесь почему-то ходили слухи, что в него запекается сливочное масло.

— Ну и ну! — опешил Акимов. — Чего только не придумают люди!

Как бы в подтверждение этих слов, старик осторожно спросил, правда ли, что русские тут останутся навсегда, захватят всю Норвегию и конфискуют все лодки, земли, леса, скотину и всех жен. («Молодых только, надо думать?» — спросил он, хитренько щуря бледно-голубые глаза).

— Это все квислинговцы орудуют, — угрюмо сказал Летягин после того, как что-то долго и сердито объяснял старику. — Разные викколы, кулачье всякое. — Он взглянул на возбужденного Мартынова и предостерегающе произнес: — Нас, товарищ капитан-лейтенант, это не касается. Этим должна заниматься норвежская администрация. Есть такая инструкция из Москвы.

Старый рыбак, пообедав, ушел, вскоре поднялся и Летягин. За ним явились разведчики.

— Далеко? — спросил Акимов.

— Дня через два вернусь, — сказал Летягин.

— И сразу к нам приходите. Ладно?

— Ладно, приду, — ответил Летягин. — У вас хорошие люди.

Акимов вышел проводить Летягина.

— До свидания, товарищ Акимов, — сказал Летягин. Разведчики, стоя плотной и темной кучкой посредине улицы, дожидались его.

— Счастливо.

Летягин пошел было, потом вдруг остановился и, обернувшись к Акимову, проговорил:

— Помните ведь Бадейкина?

— Да, — сказал Акимов.

— Верно, вы же с ним служили. Его катер затонул при высадке десанта. Сам он тяжело ранен.

— Да? — сказал Акимов.

Летягин с разведчиками скрылся за поворотом дороги. Акимов внезапно почувствовал себя очень усталым, почти больным, и ему захотелось скорее лечь спать, и не на час, а на очень долго, так, чтобы, проснувшись, он мог многое забыть и чтобы из его ушей пропал непрекращающийся гул, который все еще раздавался в них. Он прошел мимо домов, в которых уже жили норвежцы. Двери открывались и закрывались. Люди таскали спрятанные и закопанные пожитки к себе в дома.

— Вот и хорошо. Вот и прекрасно, — бормотал Акимов.

Его окликнул лейтенант Венцов, дежуривший по батальону:

— Радиограмма.

— Посветите, — попросил Акимов.

Лейтенант зажег фонарик.

Акимов прочитал, сказал: «Так, так», — и вошел в землянку. Лейтенант Козловский сидя спал с гитарой в руке. Матюхин дремал в углу. Услышав шаги комбата, он вскочил, самодовольно улыбнулся, обвел рукой убранную, обставленную мебелью и завешанную плащ-палатками землянку и спросил:

— Ну как, товарищ капитан третьего ранга? Не хуже, чем бывало у вашего Майбороды?

— Пожалуй, не хуже, — сказал Акимов, не взглянув на убранство землянки. Он вынул карту и стал изучать маршрут, проставленный в радиограмме. Путь шел через тундру к реке Тана-эльв. Река эта, очень длинная, впадала в Тана-фьорд. Населенных пунктов по дороге не было.

Матюхин внимательно посмотрел на комбата, вздохнул и начал покорно сворачивать одеяла и собирать посуду.

— Где Мартынов? — спросил комбат.

Замполит, оказывается, ушел в роты проверять, все ли спят.

— Спят, спят! — вдруг рассердился Акимов. — Уже поспали, хватит!

Он выругался и бросил через плечо Венцову, стоявшему на пороге:

— Давай команду «в ружье».

Послышались удаляющиеся шаги Венцова. Акимов постоял неподвижно, прислушиваясь. Козловский сладко похрапывал, и не хотелось его будить. Тишина длилась еще минуты две, потом все кругом задрожало от топота ног, тревожных выкриков и лязга оружия. Акимов постоял еще минут пять, наконец услышал громкую команду: «Становись!» Вошел Мартынов — такой же прямой, опрятный и собранный, как всегда. Он без слов подошел к столику, прочитал радиограмму и сел. Козловский вскочил и, дрожа от холода спросонья, стал торопливо укладывать гитару в мешок.

Прислушавшись, Акимов вышел из землянки.

— Смирно-о-о! — подал команду откуда-то из темноты лейтенант Венцов. — Товарищ капитан третьего ранга! — доложил он, и его голос, сильный и молодой, звучно и красиво до щегольства разнесся в темноте. Батальон выстроен по вашему приказанию.