Людвиг Ренн - Война

— Взвод третьей роты, — обратился лейтенант к командиру нашего взвода, — вам надлежит продвинуться как можно дальше вправо. Где граница вашего участка, спросите на месте.

Мы шли извилистой траншеей, доходившей нам до колен. Я высматривал то место, где мы тогда целый день лежали вместе с ранеными, но не мог определить его.

Слева, наискось к нашей, примыкала вторая траншея. У нее был на редкость неряшливый вид, будто туда свалили всякую рухлядь. Я обогнул последний угол. Траншея стала широкой и глубокой, а справа ее перекрывала дверь от садовой калитки или что-то похожее на нее, увешанное плащ-палатками. Оттуда торчали две винтовки и две каски. Это часовые выглядывали из-под своей крыши. Все мы не могли проползти через узкое укрытие из плащ-палаток, поэтому вылезли из траншеи и пошли дальше.

Отделение, которое я должен был сменить, залегло в рукаве траншеи, накрытом ветвями и кусками дерна.

— Им надо бы выйти отсюда, до того как мы войдем, — сказал я своим. Став на колени, я сунул голову в укрытие. — Мы пришли сменить вас.

Оттуда выполз унтер-офицер и произнес длинную речь о том, что нам надлежит делать и чего нам делать не положено: нельзя громко говорить! Нельзя загрязнять траншею: до ночи должны терпеть! А перво-наперво — надо очень бдительно следить за неприятелем и при атаке с его стороны во что бы то ни стало удерживать траншею.

«А иначе на что мы здесь?» — сердито подумал я. Он еще многое говорил. Я даже не слушал — все равно не упомнить всего за раз.

— Это, я думаю, все. Впрочем, нет, ночью никто не должен спать, а днем пусть спит половина состава. Слева впереди, примерно в пятидесяти шагах, находится пост подслушивания.

— Высылали патруль из роты? — спросил я. — Хотелось бы знать: взяли опознавательные знаки и ценные личные вещи убитых или нет?

— Высылали, но я туда не ходил. А вы разве участвовали тогда в атаке?

— Участвовал, — подчеркнуто холодно сказал я.

— Прошлой ночью оттуда еще доносились крики раненых — наши секреты слышали. А днем там ничего не было видно.

Меня это взбаламутило. Атака была две недели тому назад. Никто не мог остаться в живых. А вдруг?

Отделение, которое мы сменили, ушло. Мы стали устраиваться в землянке. Было тесно. Потом я снова вышел на воздух. Мне хотелось пройти вперед, чтоб самому осмотреться. Но пока светила луна, об этом нечего было и думать.

Пришел наш взводный и тоже отдал все распоряжения, какие только мог. Я сказал ему, что хочу пойти туда.

— Об этом надо спросить у ротного.

Я опять обозлился.

— Вы хотите провести рекогносцировку? — спросил лейтенант Эгер. Он предостерег меня: я ни в коем случае не должен поступать опрометчиво и должен смотреть под ноги, чтоб не споткнуться ненароком и не выдать всех нас. Мне надлежит взять с собой двух человек, но мы должны идти на расстоянии друг от друга. Он все говорил и никак не мог кончить и, верно, не меньше получаса все давал мне полезные советы. К этому времени мой план уже изрядно мне осточертел. Не дети же мы? Больше никогда носа никуда не суну — разве что втайне от лейтенанта.

Я выполз из его землянки. Воздух был чист, и луна стояла уже низко над лесом позади нас. Я обсудил план рекогносцировки с Зейделем и еще с одним, но ни словом не обмолвился о том, что говорил лейтенант. Тем временем луна зашла.

Один из часовых подал знак:

— Шш!

— Что случилось? — зашептал я.

— Там, впереди, что-то движется.

Я пристально вглядывался во мрак, и мне тоже показалось, что впереди что-то темнеет. Может, там французский дозор?

— Стреляй, если снова зашевелится! — сказал я.

Мне стало не по себе. С ружьем наизготовку, очень осторожно мы выползли из траншеи. Черное впереди сделалось более рельефным и на диво тонким. Оказалось, это — столб. Рядом торчало из земли еще несколько таких же, перетянутых проволокой.

Мы должны были держаться середины левого края, так как в прошлую атаку шли оттуда — со стороны левого фланга. Мне вспомнились очертания группы деревьев, которые я видел на фоне неба, это-то место я и решил отыскать перво-наперво.

Мы тихо двинулись вперед. Трава была мокрой и почти не шуршала. Я сказал другим, чтоб не размахивали руками, так как в темноте этим легко себя выдать.

На земле что-то темнело. Я остановился в неуверенности; судя по расстоянию это мог быть и пост подслушивания.

— Стой, кто идет? — раздался шепот.

— Дозор третьей роты. — Я подошел к ним. — Скажите тем, кто вас сменит, что мы пойдем вперед, и будьте поосторожней с оружием.

Мы пошли дальше. Верхушки деревьев на краю леса уже отчетливее вырисовывались на фоне неба. Я нагнулся и пополз. Похоже, впереди что-то есть. Я продвигался очень медленно. То, что виднелось впереди, казалось слишком плоским для человека. Я находился за два шага от него. Что-то неестественно черное. Я протянул руку и пощупал. Оказалось, это одеяло, а под ним — ранец.

Вдруг я учуял какой-то запах. Ветер дул слева. Мы поползли туда. Проступали очертания каких-то предметов. Это были трупы. Пока остальные занимались убитыми, я искал глазами мою группу деревьев. Она должна бы находиться левее. И мы продвинулись влево, оставаясь на одной линии с убитыми. Гартман должен лежать немного дальше, впереди.

Я пополз чуть вперед и увидел в стороне одинокий труп. Это мог быть он. Но очертания деревьев выглядели иначе, чем в ту ночь.

Может, память подвела?

Я шепнул Зейделю:

— Я поползу вперед. А вы еще поищите здесь.

Приблизившись, я увидел, что лежит француз. Он уже смердил. Мундир на нем был разорван. Видно, его успели обыскать. Я поглядел по сторонам. Увидел еще одного. И это был Гартман. Я обшарил его карманы. Пусто. Но сумка для хлеба и ранец остались при нем. Чтобы снять их, я перекатил его на спину. Может, в ранце найдутся какие-нибудь личные вещи. Я пополз назад, таща за собой ранец и сумку.

Мы повернули обратно. Я ввалился в землянку лейтенанта Эгера.

Он спал. Я отдал ему изъятые документы.

— Фу, какая вонь, однако!

Внезапно справа от нас невдалеке разорвалось несколько снарядов.

Из-за леса ничего нельзя было разглядеть. Разрывы артиллерийского огня гремели, не прекращаясь. Мы стояли и прислушивались. Стлался негустой туман. И вдруг — у меня аж мурашки побежали по телу — словно бы зарычало какое-то животное. Или мне почудилось? Трещали ружейные выстрелы. Несколько пуль просвистело над нами.

— Меня ранило, — сказал один.

— Куда?

Он схватился за грудь и вытащил пулю, которая не проникла глубоко, потому что была уже на излете.

Ружейная стрельба стала затихать, артиллерийский огонь — тоже, и вскоре наступила тишина.

— Что это было? — пробормотал кто-то.

Мы залезли в наше логово. Я прислонился к стене. А ноги вытянуть не мог, потому что кто-то улегся поперек.