Николай Терехов - Расскажи мне про Данко

— Как дела, Ролик?

— Наседают.

— Продержитесь?

— Продержимся, товарищ Первый. «Ролик» будет вертеться.

Сколько атак было?! Не перечесть. «Ролик» вертелся. Сколько немцев погибло около этого «Ролика», трудно сказать.

Поняли наконец-то враги, что так просто не «выкурить» бойцов из укрытий. Хитростью решили взять.

Сидит как-то боец Ветошкин, связь налаживает. Вдруг слышит, что-то шуршит сверху. Смотрит, земля посыпалась, и тут же в растворе ниши показалась связка толовых шашек. «Сейчас они взорвутся», — промелькнуло в голове Ветошкина. Он вскинул автомат и пустил очередь по веревке и запальному шнуру. Шашки, отрезанные пулями, подпрыгивая, покатились вниз, до самой воды. Запальный шнур подымил немного и сгорел.

Немцы крепко надеялись на свою хитрость, не один раз опускали толовые шашки. Но бойцы держали ухо востро, и хитрость немецкая не удавалась.

Сорок дней и ночей держали надежную связь отважные бойцы, сорок дней и ночей они отбивали упорные атаки врага.

Когда кончилась война, рабочие завода на этом обрыве поставили обелиск и написали на нем о подвиге бойцов: Кузьминского, Ветошкина, Харазия и Колосовского. Памятник этот стоит и сейчас, и еще долго будет стоять.

После неудачных вражеских атак наступило затишье. С той стороны рыкнет автомат, а в ответ ему с этой дробно простучит пулемет. Но атак не было. И это называлось затишьем! Нейтральной линией оказалась железная дорога. Наши заняли оборону со стороны Волги, немцы окопались за линией рядом. Они готовятся к новым атакам, наши — к контратакам. Одним словом, все, как на войне. Но на войне в таком случае бывает еще обиднее, когда гибнут люди. В бою — другое дело, а то в затишье.

Идет боец или командир, прячется за кустами, развалинами домов. И вдруг падает.

Так было и в этот раз. За какой-то час три командира погибли и снайпер.

Старшина Калошин, воспользовавшись затишьем, решил прикорнуть в блиндаже. И только он задремал, как его кто-то стал тормошить за плечо. Открыл глаза, увидел бойца Крамарова.

— Чего тебе? — спросил.

— Командир вызывает, — доложил Крамаров.

Пошли к командиру.

Командир спросил Калошина:

— Сибиряк?

— Из Канска я.

— Охотник?

— Сызмальства. Белку промышлял, соболя… и на бурого иногда ходил.

— Понимаешь, какое дело, старшина. Немецкий снайпер нашего снял. Ты снайперской винтовкой владеешь?

— Владею.

— Надо снять фашиста. А то он этак оставит подразделение без комсостава.

— Снимем, — уверенно сказал Калошин. — Только в помощь дайте мне Крамарова.

— Бери.

Засели Калошин с Крамаровым в развалинах бывшего дома. Место удобное. Впереди — куст акации. Издалека бойцов за ним не видно, а через него хорошо просматривается немецкая позиция.

Сидят Калошин с Крамаровым, смотрят на развалины, занятые немцами. Вот в проломе стены дома промелькнула тень. За ней другая, третья. Это немцы, пригнувшись, перебегают с одного места на другое.

— Стреляй ты их, — нетерпеливо советует Крамаров.

— Не имею права, — отвечает Калошин. — Мы должны снять снайпера. Ты лучше следи за ним. Знай дело.

Немецкий снайпер не выдавал себя. Он тоже знал свое дело и по-прежнему не стрелял.

— Вот что, Крамаров, — сказал Калошин. — Так мы его не высидим. Бери-ка ты каску, сделай чучело и высунь его из-за стены. Да не рядом, а в соседнем доме. А я погляжу, что из этого выйдет.

Взял Крамаров каску, нашел кусок доски. Углем и кирпичом нарисовал на доске человеческую физиономию. Потом надел каску на доску и… Только выставил ее в окно, услышал звонкое: дон-н. Пробитая каска полетела на кирпич.

— Засек! — крикнул Калошин. — Иди сюда!

И потом приказал:

— Теперь из другого дома покажи. Я его на вспышке и накрою.

Приготовился Калошин. Немца не видно. Хорошо замаскировался. Ждет старшина, сейчас Крамаров высунет чучело. Снайпер выстрелит, вспыхнет дымок из его винтовки, а он, Калошин, по этому дымку и накроет его.

Крамаров высунул чучело. И тут же каска снова: дон-н. А Калошин молчит.

— Почему не стреляешь? — спросил боец старшину.

— Мы хитры, да он тоже не дурак. Сменил место. Может, у него их не два, а целый десяток. Попробуй узнай, на каком он теперь. Что ж, будем узнавать.

Ходит Крамаров с чучелом по домам. То в одном месте его покажет, то в другом. Выяснили: три места у немецкого снайпера. С каждого места он стреляет один раз. Калошину бы только узнать, откуда будет стрелять фашист сейчас. В этом вся и трудность.

Вспомнил Калошин, как в тайге на соболя ходил.

— Идешь, бывало, по свежему следу, — рассказывает он Крамарову. — Вдруг след обрывается. Значит, наверху где-то сидит.

Глядишь наверх — не видно. Бывало, так затаится, что и не увидишь, пока не шевельнется…

Крамаров — боец догадливый. Смекнул, куда клонит старшина. Спросил:

— А если бы снайпер шевельнулся?

— Как сделать, чтобы шевельнулся?

Крамаров — боец смекалистый. Стал думать. А что придумаешь такое, если до этого немца далеко? Долго ломал голову Крамаров. Ведь надо так сделать, чтобы немец шевельнулся, но не стрелял.

— Достать бы «языка», — неожиданно сказал Крамаров Калошину.

— Зачем?

— Вот зачем. Выкопал бы я ночью во-о-н там, у самой насыпи, окоп. Посадил бы в него языка и заставил бы его утречком заорать: «По-мо-ги-те!» По-немецки заорать, конечно. Не железные же нервы у того снайпера.

— Попробуй. Может, и не железные.

Пошел Крамаров к командиру. Рассказал ему о своей задумке.

— Это не проблема. У меня их в подвале целая дюжина. Выбирай любого.

— Мне какой поголосистее.

— Они там все голосистые.

— А толмача у нас нету? — спросил Крамаров.

— Какого еще толмача? — не понял командир.

— Ну переводчика, — пояснил Крамаров. — У меня с немецким слабовато. А мне с ними поговорить надо.

— Чего нет, того нет, — пожал плечами командир.

Спустился Крамаров в подвал. Немцы в угол жмутся. Трусят. Крамаров стоит, разглядывает каждого. Вспоминает немецкие слова, которые за год войны узнал. Вспоминаются совсем не те, которые нужны. «Хенде хох» — руки вверх значит. Или «шнель» — быстрее. А ему нужно спросить: как будет по-немецки «помогите»?

— Вы по-русски понимаете? — спросил он.

Молчат.

— Ну, вот ты, — ткнул пальцем в грудь худощавого глазастого немца.

Тот спрятался за спины пленных.

— Как же ты, такой трусливый, хотел меня завоевать? Ну, а ты понимаешь по-русски? — спросил другого.

— Плехо понимайт. Плехо,- — сказал немец, а Крамаров обрадовался.

— Это ничего. Научишься. Знаешь, как по-вашему «помогите»?