Петр Волкодаев - Чей мальчишка?

Санька втихомолку от Евсеича тоже подался к посадочной площадке. Он юркнул с тропы и заторопился напрямик: боялся опоздать. Возле самого болота раздвинул кусты и присел от неожиданности: Рыжий!.. «Музыкант» топтался под суковатой ветлой, силился что-то закинуть на верхний сук. Потом легко и проворно вскарабкался на дерево. Приладил на вершине сверкнувший в зеленом свете луны металлический штырь и быстро спустился на землю. Полез рукой в широкое дупло, вытащил оттуда какой-то черный ящичек, присел на корточки. Голова покачивается, локти двигаются — орудует руками… Около Рыжего, в траве, что-то пощелкивает, будто козодой на лугу. Точь-в-точь так, по-птичьи, перещелкивались те аппараты у «баянистов» в классе.

Ишь, где таился! Гад… Совсем недалеко от лагеря. С версту — не больше. А может, он только сейчас пришел сюда? Эх, нет у Саньки нагана. Задержал бы Рыжего. А без оружия к нему не сунешься. Вернуться в лагерь? Там есть часовые. Позвать их… Но за это время Рыжий опять исчезнет. Нет уж! Теперь Санька не потеряет его из виду. Будет ходить втихомолку по пятам. Кто-нибудь из партизан поможет…

Невидимый козодой смолк, и Рыжий поднялся во весь рост. Спрятал ящичек опять в черную дыру.

Озирается. Шагнул за ветлу и — пропал. Ползет шорох издалека слева.

Выскочил Санька на кочкарник. Черный силуэт маячит на болоте. Широкими прыжками сигает. Напрямик…. Чавкает болотная хлябь под ногами.

Санька бежит вслед за Рыжим, падает на зыбунах и тут же вскакивает на ноги.

Вот и аэродром рядом. Рукой подать. Рыжий остановился. Потом, приседая, пошел по кустам вдоль поляны. На опушке под растопыренной лещиной затаился.

Смотрит Санька из-за куста на поляну, а там уже горят посадочные знаки. На другом конце поляны, у самого крайнего костра, суетятся партизаны. Оттуда наплывает гомон. Видно, туда раненых снесли. Крикнуть? Не услышат. И Рыжего спугнешь. Убежит…

А вверху нарастал гул. Вон он, самолет — над поляной. Не прошло и минуты, как он с ревом пронесся над кострами. Рокот моторов замер за лесом и снова возник, но уже на другом конце поляны. Самолет с выключенными моторами идет на посадку. Два глазастых прожектора осветили всю поляну. А вон второй опускается… Оглашая поляну ревом, оба самолета подруливают к крайнему костру. При свете костров мелькает коренастая фигура Осокина. Он машет рукой и что-то выкрикивает. Возле самолетов замельтешили люди. Вытаскивают из люков какие-то тюки, ящики. Боеприпасы, видно. Появились с носилками. Грузят раненых…

Санька подползает к лещине — все ближе, ближе… Вон он, Рыжий, сопит под лещиной — никак не может отдышаться. Что он замышляет? Может, хочет кинуть гранату в самолет?..

И вдруг партизаны кинулись к кострам. Тушат их. Самолеты разворачиваются. На поляне сутемь. Дымят раскиданные головешки. Санька никак не может понять, что случилось на аэродроме. Во все глаза следит за Рыжим. Тот по-прежнему сидит под лещиной. Не высовывается.

Самолет с ранеными бежит по поляне. Фары погашены. Вот он подпрыгнул и шмыгнул за темный гребень леса. А вон и второй катится по траве, набирая скорость. Как буря, прошумел над Санькиной головой и устремился к толпе высоких елей, что стояли невдалеке. Уже слился с темным фоном леса. Потом как-то боком дернулся вверх и пропал в черном небе.

В эту минуту из-за леса вынырнули на бреющей высоте три распластанных силуэта. Внезапно из-под лещины, где затаился Рыжий, выпорхнула зеленая ракета. Хвостатая, шипящая…

С посадочной площадки гулко забухали винтовки, крупной строчкой прошивают вышину пулеметы.

И вдруг Санька спохватился: это же им, крестастым щукам, бросил ракету Рыжий. Заряжает вторую…

Санька с разбегу прыгнул Рыжему на спину, но тот стремительно нагнулся, ловко поддал плечом и перекинул Саньку через голову. Вскочил Санька на ноги — нет Рыжего. Шарит взглядом вокруг. Ага, вон он сигает по приземистым кустам к болоту…

— Оцепляй кустарник! — повелевает чей-то голос на поляне. — Оттуда сигналили!

— Сюда! Сюда! Тут он!.. — крикнул Санька и опрометью бросился вслед за беглецом.

А там, где всего лишь минуту назад стояли самолеты, взметнулся вверх высоченный куст огня.

Страшный оглушающий грохот потряс землю. Небо ревет. Мечутся вверху над поляной длинные тени. И опять в том конце поляны ухает и дыбится земля.

Бежит Рыжий к болоту, а Санька — наперерез ему. Настиг-таки возле самых камышей. На какую-то долю секунды Рыжий замешкался, потом вдруг прыгнул по-волчьи на Саньку и подмял его под себя. Жилистая рука тянется к тесаку. Санька вцепился зубами в руку, силится выскользнуть из-под Рыжего. Но тот все сильнее вдавливает его в болотную грязь. Задыхается мальчишка.

И вдруг Рыжий отпустил. Вскочил Санька на ноги, кашляет, отплевывается. И рот, и нос, и глаза — все залепила грязь. Около Рыжего стоят два партизана.

— Фашистам сигналил, гаденыш! — объясняет он им. — Я его и застукал.

— Сам он… — прохрипел Санька и опять закашлялся, отплевываясь.

— Ракетницу я у него отнял, — торопливо добавил Рыжий.

Он ударил ею наотмашь Саньку по голове, и тот упал к ногам партизана, как подкошенный. Метнулся Рыжий в непролазные камыши. Вслед ему застучали вразнобой запоздалые выстрелы.

Санька очнулся в шалаше, когда в дверь заглядывало гомонливое утро. В затылке саднит. Ощупал руками голову — забинтована.

— Лежи, Саня! Лежи!

Повернул голову — рядом Осокин сидит. Смотрит на Саньку потеплевшим взглядом.

— Хотел взять матерого волка? Без оружия… С пустыми руками…

— Поймали Рыжего? — волнуется Санька.

Осокин сердито махнул рукой:

— Упустили, разини! Одного арестовал я за оплошку…

Чуть не заплакал Санька от досады: опять ушел Рыжий, прямо из рук выскользнул.

— Он небось уже в отряде орудует…

— Там Шульга. Он его сразу заарканит… — заверил Осокин и, угрюмо нахмурившись, сообщил: — Посадочную площадку испортили фрицы… Бомбами изрыли. Сейчас ребята заваливают воронки. А раненых мы отправили. Всех… Успели-таки наши самолеты… Боеприпасов подбросили.

Осокин ушел из шалаша и пропал где-то. Солнце уже на макушку вяза вскарабкалось, а он все не возвращается. Появился в середине дня, не один — с Евсеичем. Оба запыхались от быстрой ходьбы. У старика в руке кружка с молоком, ломоть хлеба. Потчует Саньку…

Осокин положил руку Саньке на плечо:

— Идти сможешь? Собирайся. На Ольсу поедем, в отряд… Шульга вызывает. Со мной поедешь. Я патроны повезу…

Выехали они из лагеря верхом на конях. Осокин взял с собой еще двух партизан, они вели навьюченных боеприпасами лошадей. У Саньки кружилась голова, и Осокин не стал утруждать мальчишку лишними хлопотами в дороге: сам вел третью вьючную лошадь.