Доминик Ливен - Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Александр I ответил Мишо следующее: «Все люди честолюбивы; признаюсь откровенно, что и я не менее других честолюбив; вняв теперь одному этому чувству, я сел бы с вами в коляску и отправился в армию. Принимая во внимание невыгодное положение, в которое мы вовлекли неприятеля, отличный дух армии нашей, неисчерпаемые средства империи, приготовленные мною многочисленные запасные войска, распоряжения, посланные мною в Молдавскую армию, — я несомненно уверен, что победа у нас неотъемлема, и что нам остается только, как вы говорите, пожинать лавры. Знаю, что если бы я находился при армии, то вся слава отнеслась бы ко мне, и что я занял бы место в истории; но когда подумаю, как мало я опытен в военном искусстве в сравнении с неприятелем моим, и что, невзирая на добрую волю мою, я могу сделать ошибку, из-за которой прольется драгоценная кровь моих детей, тогда, невзирая на мое честолюбие, я готов охотно пожертвовать моею славою для блага армии» [442] Шильдер Н.К. Император Александр Первый. Т. 3. С. 124. .

В какой-то мере это была поза, что было присуще Александру I. Но и другие обстоятельства имели существенное значение при принятии им решения остаться вне ставки и сохранить командование за М.И. Кутузовым. Одним из этих обстоятельств была невероятная популярность фельдмаршала, которую тот обрел, как только перед русскими забрезжили реальные очертания победы. Но есть достаточные основания полагать, что у Александра I не было уверенности в своих военных способностях — недостаток уверенности преследовал этого чувствительного и гордого человека после пережитого им унижения при Аустерлице. Хотя император больше полагался на способности Л.Л. Беннигсена и разделял его взгляды относительно стратегии, он тем не менее позволил М.И. Кутузову убрать Беннингсена с поста главы ставки, сознавая, что в тех обстоятельствах у него не было иного выбора, кроме как положиться на главнокомандующего; к тому же император не был заинтересован в том, чтобы позволить личной неприязни ослабить высшее командование армии [443] См., например, замечания Александра I, высказанные им Вильсону в Вильно в декабре 1812 г., или раздражительные высказывания великой княгини Екатерины Павловны по поводу популярности М.И. Кутузова, которой он, по ее мнению, был вовсе недостоин: General Wilson's Journal 1812–1814. P. 95; Переписка императора Александра I… С. 108–109. .

Отступление Кутузова после Малоярославца отдалило основные силы его армии от противника, направившегося в сторону Можайска и Московско-Смоленской дороги, на расстояние трехдневного марша. 28 октября А.П. Ермолов рапортовал, что Наполеон отступает столь стремительно, что регулярные части русской армии выбиваются из сил, чтобы поспеть за ним. Прочие сообщения свидетельствовали о том же, уточняя, что такая скорость была губительна для французской армии. Два дня спустя М.И. Платов, командовавший казаками, которые просто роились вокруг колонны неприятельских войск, писал, что «противник отступает так, как не отступала ни одна армия в истории. Он бросает обозы, больных и раненых. Он оставляет за собой ужасные картины: на каждом шагу виднеются умирающие и мертвые люди». Платов добавлял, что казаки не давали врагу вести фуражировку, вследствие чего пища и корм для животных в войсках Наполеона быстро шли на убыль. Равным образом арьергарды противника оказывались не в состоянии длительное время выдерживать атаки русской легкой кавалерии, перемещавшейся вдоль их флангов, и плотный огонь русской конной артиллерии [444] М.И. Кутузов. Сб. документов. Т. 4. Ч. 2. С. 195–201; Отечественная война 1812 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 19. С. 73,78. .

29 октября ставка Наполеона находилась в Гжатске, располагавшемся на большой дороге в 230 км от Смоленска. Выйдя на Московско-Смоленскую дорогу в Можайске, наполеоновская армия прошла мимо Бородинского поля и Колоцкой обители, которая ранее была превращена в госпиталь. Здесь оставались многие сотни раненых, которые должны были эвакуировать задолго до подхода армии. Вместо этого Наполеон попытался погрузить их на повозки своего багажного обоза, многие возницы которого при первом удобном случае сбрасывали их в придорожные канавы [445] Austen Р.В. 1812: Napoleon's Invasion of Russia. London, 2000. P. 47. .

Бородинское поле представляло собой ужасное зрелище. Тела так и не были преданы земле. Тысячи тел лежали на поле и насыпях вокруг батареи Раевского и других мест, где сражение было особенно ожесточенным.

«Пятьдесят два дня лежали они добычею стихий и перемен воздушных. Редкий сохранил образ человека. Червь и тление не прикасались к объятым стужею; но явились другие неприятели: волки стадами сбежались со всех окольных полей, и часто хищники лесные спорили с воздушными за право терзать мертвецов. Птицы выклевывали глаза, волки огладывали кости» [446] Глинка Ф. H. Указ. соч. С. 371. .

Когда наполеоновская армия повернула к Смоленску, ближе всех к ней находились казаки М.И. Платова. Им был дан приказ изводить противника днем и ночью, не давая ему времени на сон и ни единого шанса провести фуражировку. К 1 ноября на подходе был авангард М.А. Милорадовича из армии М.И. Кутузова. Он состоял из двух пехотных корпусов и 3,5-тысячного отряда регулярной кавалерии. Основные силы Кутузова все еще находились на некотором расстоянии к югу, двигаясь по проселочным дорогам, шедшим вдоль большой дороги. Выбор данного маршрута обнаруживал намерение Кутузова не ввязываться в решающее сражение с Наполеоном. Необходимость обеспечения войск продовольствием также подталкивали к тому, чтобы держаться подальше от большой дороги и идти через районы, не тронутые войной.

Как только армия Кутузова начала преследование Наполеона, проблемы со снабжением стали неизбежными. Русская армия все дальше отходила от своих баз снабжения и оказывалась на опустошенных войной землях. Даже в Смоленской губернии, не говоря уже о Белоруссии и Литве, все свидетельствовало в пользу невозможности найти продовольствие — надо было кормить армию за счет ее собственных обозов. Армии, состоявшей из 120 тыс. человек и 40 тыс. лошадей, требовалось 850 телег для перевозки дневного запаса еды и фуража. Таким образом, для обеспечения армии в течение длительного периода нужны были многие тысячи телег. Даже если бы их удалось достать, это вовсе не значит, что проблема была бы решена. Лошадям, запряженным в телеги, и возницам также требовалась еда. Это был порочный круг, напоминавший то, что происходило в эпоху, предшествовавшую Новому времени: армейский продовольственный обоз в конце концов мог сам съесть все продовольствие, которое перевозил. Чем дольше он находился на марше, тем больше была вероятность, что это произойдет. Передвигаться по проселочным дорогам России осенью, имея при себе несколько тысяч повозок, при всем желании можно было лишь очень медленно, особенно если эти повозки шли за крупным артиллерийским обозом. Эти реалии в значительной мере объясняют трудности, с которыми столкнулся Кутузов осенью и зимой 1812 г. [447] Статистические данные взяты из кн.: Гаврилов С.В. Указ. соч. С. 109.