Доминик Ливен - Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Учитывая численный перевес войск коалиции, именно они должны были выйти из битвы победителями. То, что они были близки к поражению в первый день сражения, было прежде всего виной К.Ф. Шварценберга. Лейпцигское сражение было для Наполеона последним шансом удержать Германию, и он правильно сделал, что воспользовался возможностью, которая предоставилась ему в первый день после ошибки Шварценберга. Тот факт, что он не смог одержать решительную победу 16 октября, в гораздо большей степени объясняется отвагой и упорством войск коалиции, нежели ошибками Наполеона. Однако, как только шансы на победу в первый день улетучились, перевес очевидным образом оказался на стороне сил коалиции, а сам Наполеон слишком долго откладывал отступление и не сумел как следует к нему подготовиться.

Среди главных действующих лиц коалиции сильнее других отличился Г.Л. Блюхер. Без его участия три армии союзников вообще не собрались бы под Лейпцигом. Конечно, он пошел на некоторый риск, и удача была на его стороне. Заслугой Блюхера было также то, что он сумел отвлечь корпус Мармона от участия в атаке Наполеона на Богемскую армию 16 октября, а два дня спустя втянул в сражение войска Бернадота. Однако Александр I также внес большой вклад в победу. Только его вмешательство могло вынудить К.Ф. Шварценберга изменить изначально запланированное им развертывание войск коалиции для битвы. Если бы Александр I не был столь настойчив, российские резервы 16 октября никогда бы не оказались позади Госсы вовремя. Его придирки способствовали тому, что Шварценберг своевременно выпустил на поле боя австрийские резервы. Справедливым представляется вывод о том, что без Александра I Лейпцигское сражение было бы проиграно. Российский император наконец-то получил компенсацию за катастрофу, постигшую его при Аустерлице.

Отступление Наполеона от Лейпцига было чем-то похоже на его отступление от Москвы. Французская армия шла с большой скоростью, расплачиваясь за это большим количеством отставших солдат и падением дисциплины. Русские казаки и легкая кавалерия совершали набеги на отступавшие колонны противника, захватывая военнопленных тысячами. К.Ф. Шварценберг преследовал Наполеона не быстрее, чем в своем время М.И. Кутузов. Даже Г.Л. Блюхер сильно отстал от французов и затем слишком сильно отклонился на север, поскольку неправильно определил линию отступления неприятеля. Роль П.В. Чичагова исполнила баварско-австрийская армия под командованием генерала Вреде, которая попыталась отрезать Наполеону движение на Ганау, но потерпела поражение. Поскольку баварцы совсем недавно переметнулись на сторону противника, французам была особенно приятна эта победа над «предателями». Как и на Березине, армия Наполеона продемонстрировала большую отвагу и стойкость в тот момент, когда она оказалось припертой к стене, и само ее выживание было под вопросом. Тем не менее потеря 15 тыс. солдат при Ганау оказалась для Наполеона слишком велика, и 2 ноября он переправился через Рейн на французскую территорию.

Нет сомнений, что отступление от Лейпцига обошлось без многих ужасных инцидентов, имевших место в ходе марша французов от Москвы до границы России годом ранее. На этот раз снега было мало, реже встречались крестьяне, исполненные жаждой мести, и не было слышно рассказов о случаях каннибализма. Однако теперь свирепствовал сыпной тиф: Наполеон подошел к Рейну, имея при себе около 85 тыс. солдат, но в течение нескольких дней тысячи из них пали жертвой болезни. Тем временем армии коалиции заняли Франкфурт, древнюю «столицу» Священной Римской империи, и двинулись вверх по течению Рейна. Германские земли к востоку от реки находились в их руках. Основы европейского баланса сил были восстановлены. Таким образом, цели русско-прусско-австрийского союза в значительной мере были достигнуты. Кампания 1813 г. завершилась.

В кампании 1814 г. военные операции переплетались с дипломатическими маневрами и велись с учетом внутриполитического положения Франции. Это было неизбежным следствием успеха, которого коалиция добилась в 1813 г. Задачей союзного договора, подписанного в Теплице в сентябре 1813 г. между Россией, Пруссией и Австрией, было вытеснение Наполеона за Рейн и восстановление независимости Германии. К ноябрю 1813 г. эта цель была достигнута. Теперь союзникам предстояло решить, следует ли им и в дальнейшем стремиться выполнить поставленные ранее ограниченные военные задачи или пойти дальше. Если они останавливались на последнем варианте, тогда им требовалось достичь соглашения относительно новых целей. Что бы они ни решили, им нужно было иметь дело с французским правительством, которое станет вести мирные переговоры, а затем возьмет на себя исполнение достигнутых договоренностей. Усталость, накопившаяся за время наполеоновских войн, вполне могла подтолкнуть французов к кратковременному миру, но после двадцати двух лет войны союзники жаждали длительного мира, а не просто временного перемирия. Разработка такого устройства, которое гарантировало бы мир и стабильность в Европе, удовлетворяло интересы союзников и было приемлемо для французского общества, была сопряжена с неизбежными трудностями [780] Трактаты, заключенные Россией с Австрией и Пруссией см.: Собрание трактатов и конвенций… Т. 3. С. 111–126; Т. 7. С. 96–112. Австро-прусский договор был идентичным. .

Следовало ли союзникам предложить Франции вернуться в ее так называемые «естественные границы», проходящие по Рейну, Альпам и Пиренеям, как было предусмотрено в тексте Теплицкого договора? Или же им нужно было стремиться ограничить Францию в пределах ее «исторических» границ, под которыми имелись в виду земли, находившиеся во владении французского короля в 1792 г.? Тесно взаимосвязанным с двумя предыдущими был вопрос, следовало ли союзникам вести переговоры с Наполеоном или низвергнуть его? Вероятно, можно было представить, что Наполеон позволит заключить мир, основанный на принципе «естественных границ», но только очень большой оптимист мог поверить, что французский император станет рассматривать соглашение, возвращавшее его страну в пределы бывших владений короля, как нечто большее, чем временное перемирие. Однако союзники отдавали себе отчет в том, что навязать французам политический режим было не в их силах и не в их интересах. Их армии не могли находиться во Франции вечно. Скорее рано, чем поздно им потребовался бы такой французский режим, который обладал бы достаточной легитимностью, чтобы принять условия мира и удержаться у власти после того, как во французском обществе пройдет вызванное войной чувство усталости. У союзников было много поводов для разногласий относительно того, какого рода политический режим наилучшим образом подойдет под намеченную программу. Очевидно было лишь одно: чем в большей степени режим стал бы восприниматься как навязываемый союзниками, тем сложнее ему было бы снискать поддержку у французского народа.