Доминик Ливен - Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Гораздо больший интерес, чем довольно бесцельные переговоры в Эрфурте и достигнутые там же договоренности представляет переписка между Александром I и членами императорской фамилии на предмет встречи с Наполеоном, поскольку эти документы вскрывают самые потаенные мысли российского монарха. За неделю до отъезда императора мать написала ему пространное письмо, в котором умоляла его не ехать. В свете похищения членов испанского императорского дома вдовствующая императрица Мария беспокоилась о безопасности своего сына, который должен был находиться в иностранном государстве в городе, охраняемом французским гарнизоном и находящемся во власти человека, не ведавшего ни угрызений совести, ни каких бы то ни было границ. Признавая, что заключенный в Тильзите мир был необходим, она разъясняла опасные последствия союза с Францией. Посредством манипуляций Наполеон заставил Россию ввязаться в дорогостоящую и небезупречную с моральной точки зрения войну против Швеции, одновременно препятствуя заключению мира России с Портой и даже пытаясь влиять на русско-персидские отношениях. Ситуация усугублялась наличием проблем внутри страны, вызванных пагубным разрывом отношений с Великобританией и присоединением к континентальной блокаде. Торговля замерла, подскочили цены на предметы первой необходимости, что уменьшило реальный размер жалований вдвое и заставляло чиновников заниматься воровством, чтобы прокормить свои семьи. Падение государственного дохода, моральное разложение и рост коррупции в рядах правительственных чиновников грозили возникновением кризиса. Однако затруднения, с которыми Наполеон столкнулся в Испании, и перевооружение Австрии давали России шанс объединиться с противниками Франции и положить конец ее господству в Европе. В такой момент, утверждала императрица, визит российского императора к Наполеону и укрепление франко-русского союза были бы гибельны для репутации Александра и интересов России [118] Шильдер Н.К. Накануне Эрфуртского свидания 1808 года // Русская старина. 1899. Т. 98. № 2. С. 3–24. Об Эрфуртской союзной конвенции см.: Внешняя политика России. Т. 4. С. 359–361. .

Доводы, приводимые императрицей Марией, были не новы. Многие из дипломатов Александра высказывали аналогичные мысли: например, граф П.А. Толстой неоднократно делал это в своих донесениях из Парижа. Однако Александру было гораздо легче игнорировать донесения официальных лиц, чем письмо собственной матери. Хотя он нередко сердился на императрицу Марию, в глубине души он был не просто послушным и вежливым, но и нежно любившим ее сыном. Поэтому накануне своего отъезда в Эрфурт Александр изложил и объяснил свою политику в пространном письме к матери.

Он начал с заявления о том, что в деле столь большой важности следует руководствоваться исключительно интересами России и соображениями ее благополучия, чему и посвящены все его усилия. Было бы «преступлением» позволить себе руководствоваться невежественным, ограниченным и непостоянным общественным мнением. Вместо этого он должен опираться на доводы собственного рассудка и совести, прямо смотря на реальное положение дел и не давая воли ложным надеждам и эмоциям. Неоспоримым фактом на тот момент являлась огромная мощь Франции, которая была сильнее и находилась в более выгодном положении, чем даже Россия и Австрия вместе взятые. Если даже республиканская Франция в 1790-е гг., ослабленная в результате плохого управления и гражданской войны, смогла одержать победу над объединенными силами всей Европы, то что говорить о французской империи, во главе которой стоит властный правитель, военный гений, командующий армией ветеранов, закаленной пятнадцатилетними боями? Наивно было бы полагать, что неудачи в Испании могли серьезно поколебать его власть.

На тот момент спасение России заключалось в том, чтобы избежать конфликта с Наполеоном, что могло быть достигнуто лишь в том случае, если бы удалось убедить его в том, что Россия имела общие с ним интересы. «К этому-то результату должны были клониться все наши усилия, чтобы таким образом иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого столь драгоценного времени наши средства, наши силы. Но мы должны работать над этим среди глубочайшей тишины, а не разглашая на площадях о наших вооружениях, наших приготовлениях и не гремя публично против того, к кому мы питаем недоверие». Отказ явиться на встречу с Наполеоном, которая так долго планировалась, возбудил бы его подозрения и мог бы оказаться роковым в ситуации международной напряженности, которая была налицо. Если бы Австрия начала войну тогда, она сделала бы это наперекор собственным интересам и своей недостаточно окрепшей мощи. Все должно было быть сделано для того, чтобы спасти Австрию от столь безрассудного поступка и сохранить ее ресурсы до того момента, когда они могли быть использованы для общего блага. Но такой момент еще не настал и, если бы результатом поездки в Эрфурт стало «предотвращение столь прискорбной трагедии» как поражение и уничтожение Австрии, это с лихвой окупило бы все неприятные стороны встречи с Наполеоном [119] Русская старина. 1899. № 3. С. 17–24. .

Есть все основания полагать, что в этом письме к матери Александр говорил от чистого сердца. Однако, зная ее отвращение к Наполеону, вероятно, Александр преувеличивал свои неприязнь и недоверие к французскому монарху. У него не было причин притворяться, когда он писал своей сестре Екатерине, бывшей, возможно, тем человеком, которому император доверял как никому другому. После отъезда из Эрфурта и наилучших пожеланий, оставленных Наполеону, Александр писал Екатерине: «Бонапарт думает, что я не более чем идиот. “Хорошо смеется тот, кто смеется последним!” Всем сердцем я уповаю на Господа» [120] Переписка императора Александра I… С. 20. .

На протяжении шести месяцев после встречи в Эрфурте основной целью российской внешней политики было не допустить начала франко-австрийской войны. Александр и Румянцев были убеждены в том, что в случае войны надежды Австрии на действенную помощь со стороны повстанцев Германии или на высадку английских войск не оправдаются. Армия Габсбургов, несомненно, была бы разбита, и Австрия либо понесла бы полное поражение, либо была бы ослаблена до такой степени, что оказалась перед необходимостью стать сателлитом Франции. В этом случае Россия оставалась бы единственной независимой великой державой, вынужденной противостоять владычеству Наполеона над всем европейским континентом. Российский император оставался верным союзу с Францией с единственной целью: выиграть для России время. Если бы Петербург открыто выступил на стороне Австрии, Наполеон не только бы уничтожил армию Габсбургов до подхода русских сил, но затем обратил бы всю свою мощь против России, которая все еще была совсем не готова для борьбы не на жизнь, а на смерть.