Герман Нагаев - Второй фронт

— Вот вы сюда, Илья Нилыч, — указал Гаврила Никонович на стул рядом с собой, — а женщины — на диван. Им там поуютней будет.

Все расселись быстро, не прекращая начатого разговора.

— Вон у меня сын, — подвигаясь ближе к Гавриле Никоновичу, продолжал Илья Нилович, — тоже не доучился. С первого курса института ушел на фронт добровольцем. А мало ли таких?

— У нашей соседки и сродственницы Ефимовны сын из десятого класса ушел, — сказала Варвара Семеновна. — Дай бог, чтобы война побыстрей кончилась, тогда доучатся и малые и большие.

— Кончится война — опять будет некогда, — заметила Татьяна. — Что-нибудь экстренное начнется…

— Это в мой огород камешек, — усмехнулся Егор.

— В тебя надо не камешек, а здоровую булыгу бросить, — сердито сказал Максим, — тогда, может, ты раскачаешься.

Вошли с закусками и сели за стол Полина Андреевна и Поля.

— Это правильно замечено! — поддержал Илья Нилович. — Я еще в Северограде говорил Егору, чтоб поступал на вечерний. С его опытом и настойчивостью, да знания — наркомом бы был!

— Я и собирался поступать, да война помешала, — сказал Егор.

— Сейчас тяжело с программой, а как полегчает — сразу берись за книги, — сказал отец. — Без знаний теперь никуда — заруби себе на носу. А ты, Татьянушка, — кивнул он невестке, — бери его в руки!

— Это моя мечта, чтоб Егор учился, — обрадованно воскликнула Татьяна.

— Егор нашего отца спас от смерти! — неожиданно для всех, смело заговорила Поля. — А вы на него — учиться, учиться! Он, пока папа болел, мастером был на самом ответственном участке. Егора весь завод знает, а дома на него напали… Это несправедливо.

— Ишь какая защитница у тебя, Егорша, — усмехнулся Гаврила Никонович. — Теперь тебя пальцем не тронь!

Все заулыбались, а Поля вдруг покраснела и притихла…

— Ну, ладно. Мы немного уклонились от главного, — поднял Гаврила Никонович рюмку. — За знакомство, за первые успехи на фронте!

Все чокнулись, выпили и стали закусывать. Разговор сразу перешел на военную тему.

— Слыхал, Илья Нилыч, сколько городов-то наши освободили? — спросил хозяин.

— Как не слыхать. Радуюсь всей душой. А только я не помню, чтобы сообщали, что их занимал немец.

— Раз занимал — стало быть, сообщали…

Быстро вошла Зинаида в накинутом на плечи платке.

— А, доченька! Ты что припозднилась? — спросила мать. — А где же Никита?

Зинаида, увидев чужих, остановилась, потупилась.

— Что случилось, Зинуха? — повернулся к ней Гаврила Никонович. — Говори, тут наши друзья.

— Полчаса назад Никиту арестовали и увели в милицию.

— Это за что? Подрался, что ли? — спросил отец, отодвинув тарелку.

— Он избил помощника директора Оптиму. Что теперь будет — не знаю…

— За что избил?

Зинаида взглянула на Татьяну и, помедлив, сказала:

— Не знаю, он не говорит…

— За дело избил. Я знаю! — крикнул Максим.

— Расскажи! — потребовал отец. — Почему молчал до сих пор?

— Я сам не видел драки, а если б видел, еще от себя бы добавил этому типу. А не сказал потому, что это касается нашей семьи.

Татьяна умоляюще взглянула на Максима, но тот, словно не видя этого взгляда, продолжал:

— Это было вчера вечером. Если я что не так скажу — меня поправят…

— Да не тяни ты, чай, Никита нам зять! — прикрикнул отец.

— Погоди, отец. Надо же по порядку… Шли рабочие с завода. Впереди других шла наша Татьяна с подругой. Вдруг около них останавливается машина, Оптима распахивает дверцу и кричит: «Девушки, садись, я вас подвезу». Татьяна решительно отказалась, и они пошли дальше. Оптима выскочил и пошел рядом, а когда подруга свернула, преследовал Татьяну до самого дома. Когда она вбежала в подъезд, он вскочил и пытался обнять. А тут как раз Никита. Ну и отполировал его по-рабочему…

— И поделом подлецу! — сказал Илья Нилович. — Я этого Оптиму знаю по Северограду. Хлыщ.

— Почему не сказал мне? — взъерошился Егор на брата.

— Потому и не сказал, что знаю тебя. Ты бы этого хлыща до смерти ухлопал… И Татьяне дал слово, что не скажу.

Татьяна взглянула с благодарностью. Она даже не знала, что эта история известна Максиму.

Егор крякнул.

— Что же теперь будет-то? — спросила Зинаида. — Ведь засудят Никиту?

— Садись ужинать с нами, — спокойно сказал отец. — Через полчаса он прибежит.

— Не прибежит… Дело на него заводят.

— Кто сказал?

— Братан, Олег Митрофанович. Он звонил в милицию. Там сказали, что вмешался сам Васин. Прокуратуре района предложено завести дело.

— Вон оно что, — вздохнул Гаврила Никонович. — Если Васин встрял — хорошего мало. Могут упечь парня.

— Неужели ничего нельзя сделать, папа?

— Не знаю, дочка, не знаю… Никита на хорошем счету на заводе. Может, рабочие за него заступятся… А ты еще раз поговори с Кирпичниковым, он все-таки власть…

Гости, почувствовав, что хозяева взволнованы, стали собираться домой. Все же их напоили чаем и, чтоб смягчить впечатление о неприятном, Егор и Гаврила Никонович пошли их провожать…

Максима Клейменова Ухов направил в группу старшего конструктора Шахурина, который получил задание разработать новую коробку скоростей для танка КВ. Новая коробка скоростей должна была обладать надежностью и безотказностью работы.

Шахурин, уже немолодой инженер, видавший всякое, был замкнут и не любил сближаться с людьми.

Максима он принял сухо.

— Сам пришел ко мне или прислали? — спросил он нервно и часто вскидывая густые брови и как бы вздрагивая всем лицом.

— Предложили — вот и пошел. Я в танковом деле новичок.

— Вижу, что новичок. Если б потерся в кругу конструкторов, к нам бы не полез.

— Почему это? — с некоторым вызовом спросил Максим. — Я трудностей не боюсь, был на фронте.

— Знаю, что был, поэтому и говорю с тобой откровенно.

— Но ведь вы и ваши коллеги работают?

— Мы — обреченные… Можно сказать, смертники… Не по своей воле пошли…

— Почему это вы обреченные?

— А потому, что за труднейшее дело взялись. Не создадим в срок хорошей коробки скоростей — каюк…

— А если создадите?

— Попробуй создай ее… Ты, Клейменов, лучше в другую группу попросись, жалко мне тебя… С фронта вернулся чуть живой и, говорят, двое детей…

— Да, двое…

— Так вот, я тебе советую, Клейменов, пока не поздно — откажись.

Максим на мгновение задумался, взглянул в худощавое, умное, вздрагивающее от нервного тика лицо Шахурина, спросил:

— А что же скажу Ухову? Мол, испугался, освободите?.. Нет, к черту!..

— А ты, видать, не из робкого десятка, Клейменов? — изучающе глядя на него, спросил Шахурин. — Я по твоему выступлению так и подумал, но все же решил испытать.

— Нарочно запугивали?

— Пуганого не запугаешь, — поморщился Шахурин. — Просто сказал, что думаю. Другим бы этого не сказал, а с тобой решил начистоту… Вижу, ты парень прямой.