Герман Нагаев - Второй фронт

— Спасибо, — кашлянул Максим. — Так что же мне делать?

— Думать… искать… Мы сейчас еще раз тщательно изучаем все танки иностранных марок.

— Это вы, наверное, и так знаете.

— Знаем, верно. А все же лишний раз помозговать не вредно. И ты начинай с этого, если твердо решил остаться.

— Я еще и КВ как следует не изучил…

— Тогда начинай с КВ, — уже более мягко сказал Шахурин. — Пойдем в бюро, я покажу тебе место, где обосноваться.

— Пойдемте.

— То, что я тебе говорил, — запомни, но никому об этом ни слова. Кроме меня и тебя, никто не знает, что нас ждет… Идем!

Прошло дней восемь. Максим освоился в коллективе, где у него оказались знакомые, с которыми работал до войны. Но то, что делали в группе Шахурина, ему было не по душе.

Изучив материалы по различным танкам, он решил откровенно поговорить с Шахуриным и, как-то после обеда, когда Шахурин был в хорошем настроении, заглянул в кабинет:

— Можно, Михаил Васильевич?

— Да, да, заходи, Максим Гаврилович.

Максим вошел, уселся на предложенный стул прочно, готовый к серьезному разговору.

— Ну, что скажешь, Максим Гаврилович? Есть мысли? — как всегда резковато спросил Шахурин.

— Со мной происходит что-то странное, Михаил Васильевич… Меня неотступно преследует одна и та же мысль.

— Какая?

— Не попроситься ли в другую группу?

— Что, испугался?

— Нет, не испугался. Причина глубже… Не могу заниматься компиляцией. Сдирать с чужих танков какие-то детали и компоновать из них… выдавая это «творение» за новую коробку скоростей.

— А немцы, думаешь, не сдирают у нас с новых танков? Теперь война и все стремятся к тому, как сделать быстрей и лучше. Сейчас нужно думать не об оригинальности, а искать самые простые и легкие пути к решению задачи.

— Я не согласен! — воскликнул Максим, краснея сквозь не сошедший загар. — Я считаю, что нужно искать принципиально новое решение в конструкции коробки.

— Какое именно? Есть мысли? — слегка скривив губы, выражая этим и недоверие, и презрение к бахвальству, спросил Шахурин.

— Есть замысел, но пока еще неясный, — ответил Максим, глядя на бледные руки Шахурина.

— Можешь поделиться?

— Могу… Я считаю, что при решении каждой конструкторской задачи надо искать идею. А идея всегда должна подсказываться самой жизнью. Ее не надо выдумывать, а надо находить, отталкиваясь от житейских примеров.

— Смутно говоришь, Максим Гаврилович. В каждом замысле должна быть ясность.

— Сейчас я постараюсь прояснить свою мысль, Михаил Васильевич… По-моему, идею новой коробки надо искать не в чужих танках, а в обычной жизни, в обиходе… Я задавал себе вопрос: почему ломаются шестерни на третьей скорости?

— Ну и что же, определил? — опять усмехнулся Шахурин уголками губ.

— Потому что на них падает наиболее резкий удар в сравнении с мягким, плавным движением на первой и второй скоростях.

— Какой же вывод?

— Я пока еще ничего не предлагаю, а анализирую, обращаясь к житейскому опыту.

— Ну, ну, любопытно, — сказал Шахурин и, поставив локти на стол, оперся подбородком в открытые ладони.

— Вспомните, как штангист устанавливает рекорд, — продолжал, воодушевляясь, Максим. — Ему добавляют вес по килограмму, по пятьсот граммов.

— Да, кажется, так, — кивнул Шахурин.

— А поезд? Ведь он тоже набирает скорость медленно, плавно.

— Верно. Так что же?

— Я предлагаю ввести вместо трех передних передач семь или восемь! Тогда удар смягчится и шестерни лететь не будут.

— А время? Наш танк и так ругают за неповоротливость, — вскинул голову Шахурин. — Пока танкист наберет нужную скорость, его расстреляют в упор.

— Нет, нет! Не согласен! — крикнул Максим. — Я сам был механиком-водителем в танке. Нужна лишь сноровка — и дело пойдет.

Распахнув дверь кабинета, вошел Колбин. Шахурин и Клейменов встали.

— Сидите, товарищи, сидите, — сказал он и сам сел у стола. — Ну, что нового у вас?

— Вот товарищ Клейменов осуждает наш метод. Считает, что мы занимаемся компиляцией.

— Очевидно, он предлагает что-то другое? — спросил Колбин, посматривая на Максима.

— Да, предлагаю, товарищ главный конструктор, и прошу меня выслушать, — с горячностью сказал Максим.

— Говорите, — кивнул Колбин.

— Я хочу начать с примера. Идет вниз по лестнице грузчик, несет на спине тяжелую связку кирпичей.

— Допустим…

— Идет хорошо, плавно и вдруг видит — нет двух ступенек. Он по инерции прыгает через этот провал и ломает себе позвоночник… Вот так получается и у нас с шестеренками. Они летят от перегрузки.

— Что же вы предлагаете? — спросил Колбин.

— Я предлагаю увеличить число передач до шести-семи. Нагрузка ослабнет. Проблема будет решена.

Колбин обладал способностью улавливать даже смутные проблески свежей мысли и был внимателен к молодым.

Он одобрительно посмотрел на Клейменова и перевел взгляд на Шахурина.

— Ваше мнение, Михаил Васильевич?

— Мысль смелая, но не скажу, чтоб она была новой.. Конечно, Максим Гаврилович, как молодой конструктор и новичок в танковом деле, не мог знать об этом. А подобная попытка предпринималась. Еще в тридцатом году был создан средний гусеничный танк Т-двенадцать. Так вот у него коробка скоростей имела восемь передач.

— И каковы были результаты? — спросил Колбин.

— Во время испытаний, когда танк уже набрал скорость, раздался металлический треск, танк вздрогнул и вдруг пошел назад. Попытки остановить его или переключить скорость ни к чему не привели. Пришлось заглушить мотор.

— Да, да, я припоминаю этот случай. Но забыл, что стало с этой коробкой?

— От нее отказались из-за сложности.

— То было больше десяти лет назад, — сказал Колбин. — Сейчас и материалы другие, и техника другая! Я вас прошу подумать над предложением товарища Клейменова.

— Хорошо, Иван Аркадьевич, подумаем.

— Желаю вам успехов, товарищи! — сказал Колбин и, обнадеживающе взглянув на Клейменова, вышел.

Прокурор района настаивал, чтоб следствие по делу Никиты Орехова было завершено в спешном порядке. Начальник двенадцатого отделения милиции Лихобабов, которому не раз звонил сам председатель райисполкома Кирпичников и просил вникнуть в дело, чувствовал себя между двух огней. Ему было известно, что с областным прокурором говорил Васин.

«Да, дела… — вздыхал он, сидя у себя в кабинете. — Этому не угодишь — плохо, тому — еще хуже. И тот, и другой могут в два счета спровадить меня на фронт… Надо ехать к Кирпичникову просить, чтобы сам договаривался с прокурором…»

Он достал из шкафа меховую безрукавку, натянул поверх нее шинель и пошел в исполком.

В приемной сидело всего человек пять. Небольшой, но широкий в плечах и мордастый Лихобабов производил грозное впечатление. Ожидавшие у двери посторонились, пропустив его в кабинет.