Array Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

Вот какой уже день обсуждается один и тот же случай. Мальчик из каркасного дома потерял хлебные карточки на всю многочисленную семью и от отчаяния повесился. Когда вынули его из петли, стали раздевать, то эти карточки нашли в валенке, которые туда попали через рваный карман штанов. Я знал этого мальчика, с ним учился в одной школе.

Очередь стала медленно продвигаться, а я все крепче сжимал в своем кулачке карточки.

Давно уже говорили на улице, что «немец близко». И когда вечером с Горного поселка стройными колоннами уходили наши войска, жителям Яхромы стало ясно, что враг где-то рядом, в Ольгово или же в Астрецово. Небо над Андреевской горой было освещено пожарищем. Тревога охватила всех – что будет с каждым, с родными и близкими?

С осени наш папа был призван в Красную армию, но вместо фронта был при охране шлюза, поэтому в этот вечер он был дома. Опасаясь большого обстрела со стороны немцев, папа повел семью в погреб. С фонарем спустились по лестнице вниз и за собой закрыли люк. Встали вокруг большой бочки. Освещенные фонарем, наши лица были непохожи на нас. Сзади, вдоль стен стояли бочки с капустой, с огурцами, там было темно и сыро. Молчали. Все ждали чего-то страшного. Прислушивались, что там наверху? В эти напряженные минуты ожидания папа не выдержал и сказал: «Умирать так дома!» И мы стали подниматься наверх.

Наутро следующего дня в окно увидели немцев с автоматами, пробегающих между домами. На второй день брат возмущенно прошептал мне на ухо, что один мальчишка «такой-сякой» из нашего дома сдружился с немцами, и они его угощают папиросами, возят на мотоцикле, а он им показывает фабрику!

Жильцы нашего дома укрывались в подвале красного уголка, мы же в своей квартире просиживали в прихожей вокруг керосинки, подальше от кухонного окна. Мама укладывала меня спать на пол вместе с детьми учительницы Елены Михайловны Сурниной. Просыпались с вздрагиванием от грохота бомб, снарядов и пулеметных очередей. Резонанс от взрывов отдавался на лестничной клетке громом.

Горела фабрика – «кормилица» – так ее ласково называли яхромчане. Пламя освещало улицы, слышался треск. Дома стояли темные, мрачные.

Слышал немецкую речь, видел вражеские танки, думал, ну когда же все это кончится?

И вот темным вечером к нам вошли пятеро наших разведчиков с автоматами. На них были белые халаты. Они сообщили нам, что наутро готовится наступление наших войск. Папа рассказал им о немецком пулеметном гнезде, которое расположилось в семилетней починковской школе, и показал, как лучше к ней подойти. Гранатами и пулеметными очередями немцы были уничтожены, и к утру путь нашим солдатам в этом месте был свободен.

Немцев прогнали. Брат мне снова шепчет на ухо, что мальчишку «такого-сякого» красноармейцы за предательство поставили за домом к яблоне и хотели расстрелять, да тетя Кланя Голованова, управдом, заступилась за него, так как он дружил с ее дочерью! А ведь могли бы и расстрелять!

У второй починковской казармы лежали два убитых солдата – наш и немец. Про нашего солдата говорили, что это был снайпер, его немцы выследили. Позже я еще видел несколько наших солдат на шоссе около взорванного сталь моста через канал «Москва – Волга».

Как только освободили Яхрому, жители побежали к магазинам и тащили из них все, что могли. Я тоже оказался у дверей центрального магазина. В проходе была рассыпана коробка с простыми карандашами «Пионер», нагнувшись, я торопливо стал их собирать. Люди, пробегая мимо меня, несколько раз сбивали с ног, но я поднимался и снова собирал.

К фронту подвозили все. Лошадиный обоз стоял по всей горе от площади до Пролетарского поселка, а на углу здания горсовета лежала большая гора новеньких зеленых красноармейских касок.

Много немцы оставили трофеев, полный двор фабрики был заполнен тупорылыми машинами, орудиями разного калибра, большими бомбами, броневиком. Снаряды лежали кучами, а у оврага валялось множество гильз от немецких танков.

Канонада уходящего боя еще слышалась. На Солынской горе (сейчас Хитрый поселок) были выстроены дальнобойные орудия, и стреляли они так, что черная туча от дыма нависала над ними.

С каких только гор мы не катались на лыжах! Знали, где что лежит в заснеженных окопах. Знакомы были все воронки от маленьких до больших. Одно место у Солынской горы, как раз у оврага, для нас было загадкой. Что означали большие глыбы вывороченной земли? Видимо, это остался след от залпа нашего орудия, «Катюши».

Однажды, гуляя с приятелем у дома, вдруг увидели летящую на нас бомбу, со страхом бросились в подъезд, я стоял у стены и ждал – сейчас взорвется. Но взрыва не было. Удивленные, осторожно вышли и стали смотреть, где же она? Наша «бомба» уже летела над деревней Починки. «Да это же аэростат», – вскрикнули мы. В ночное время их подымают на тросах над Москвой, защищая город от немецких бомбардировщиков, а он оборвался и улетел.

Фронт от Яхромы отошел уже далеко. Военных трофеев после боя осталось много, и много ребят от них погибли или остались калеками без рук, без ног.

Необычные вещи всегда привлекали к себе, хотелось пощупать, потрогать, разрядить. Я уже был в компании с мальчишками по разрядке снаряда, а вот, чтобы ракету без ракетницы запустить в небо, еще не приходилось, а хотелось.

У «Ленинского» магазина был деревянный домик для мастеров фабрики, и жил в нем парнишка, очень похожий на цыгана, красивый и добрый душой. С Колькой Новожиловым мы дружили, он был на два года меня старше, он и привел меня к этому дому, к своему приятелю. А задумка, наша была как раз пустить из окопа, что у дома, ракету.

Зимний вечер. По сугробам залезли в окоп, расчистили место. На маленьком патроне сделали насечку до пороха и поставили его на снег. Мы уже предвкушали увидеть светящуюся ракету на звездном небе. Подожгли спичкой порох.

Ракета не взмыла кверху, как мы хотели, а ослепив нас ярким светом, стала метаться с сумасшедшей скоростью внутри окопа по кругу, ударяясь то в один, то в другой его край. Жизнь наша была на волоске. От страха и растерянности прижались по сторонам окопа, так и сидели, оцепенев, пока ракета не успокоилась.

Мы были малы и не могли предвидеть последствий опасной шалости.

Толя Стулов умер. Ему было пятнадцать лет. Еще недавно, рискуя жизнью, спасал раненого командира, а тут из-за каши погиб! Толе, видимо, очень хотелось есть, но перловая каша еще не сварилась, а голод вызывал нетерпение, и вот наелся… Недоваренная крупа разбухла в желудке, и произошло несчастье.

Этот парнишка был очень одаренным, хорошо рисовал, лепил из пластилина сложные композиции. Мой брат Сережа был его одноклассником, и мы не раз приходили к нему в гости. Среди многочисленных поделок, которые делал Толя, мне особенно запомнилась одна: на дрейфующей льдине стояла палатка Папанина, и люди шапками приветствовали пролетающий над ними самолет (самолет держался на проволоке).