Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Третья книга

– Тяжело ранен командир батальона, помоги.

Меня быстро подняли на броню самоходки и вывезли из зоны огня, а вскоре я был уже доставлен вначале в медснабат, затем в полевой госпиталь. Так бездарно закончился мой последний бой в Прибалтике.

Это, я считаю, был самый неудачный бой. Не потому что мы плохо воевали, а потому что так нельзя использовать танковые части. Ну кто бросает танки на эшелонированную противотанковую оборону по заболоченной местности? Буквально в августе я сам в такой обороне двадцатью танками держал около семидесяти немецких. Теперь ситуация повторилась ровно наоборот! Да и вообще, зачем было трогать отрезанных от основных сил немцев – война-то уже катилась к концу.

В госпитале я узнал о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Газета «Красная Звезда» поместила указ, но не полностью, а до буквы «Н» включительно, а продолжение указа почему-то печатали во фронтовой газете. В «Красной Звезде» я нашел фамилии Жукова и Кирмановича, значит, решил я, дальше должны быть и наши – Падукова, Пильникова и Щербина.

Вскоре пришла фронтовая газета. Сосед по больничной палате спрашивает:

– Как твоя фамилия, скажи отчетливо?

Я сказал.

Он как закричит на всю палату:

– Ребята, с нами Герой! – и читает выдержку из газеты: – «Присвоить звание Героя Советского Союза…» – Пожал мне руку, остальные, кто мог ходить, подошли, поздравили.

Не обошло вниманием и начальство. Входит в палату начальник госпиталя, поздравляет меня и говорит:

– Давайте мы вас переведем в отдельную палату.

Я ему:

– Спасибо, мне здесь хорошо. Я никуда не пойду.

Предложил изменить меню, улучшить питание. Но я и от этого отказался, ведь, слава богу, в военных госпиталях фронтового масштаба в 1945 году питание было вполне сносное, жаловаться не приходилось. И вообще, принимать дополнительные услуги мне просто было неудобно, я не хотел никаких привилегий. А вот четвертинку водочки с соседями по палате я принял…

Рана долго не заживала. Уже была назначена операция по ампутации, но мне повезло. В госпиталь, который находился в Митаве (Елгава), приехал хирург фронта, убеленный сединой опытный специалист. Меня показали ему, он внимательно осмотрел и сказал: «Этому парню, герою, ногу надо бы сохранить». Назначил лечение, а через 2–3 недели я встал на ноги и выписался. А впоследствии, когда учился в академии, за сборную факультета бегал пять километров. А ведь мог остаться инвалидом.

Тем не менее мне пришлось еще долго долечиваться, и это выбило меня из боевого строя – лишь в конце апреля 1945 года меня выписали из госпиталя.

Сколько труда мне стоило, чтобы после излечения направили в родную бригаду! Все же кадровики вняли моей настойчивой просьбе и выписали проездные документы до Москвы. Когда я прибыл в Москву, 28 апреля 1945 года, обратился в управление к командующему Бронетанковыми войсками, и мне выписали проездные до станции Команы (Румыния), где дислоцировалась в то время родная 202-я танковая бригада.

Быстро доехал до Бухареста. Оттуда ходили типа электричек скорые поезда. Сел в поезд Бухарест – Джурджу. Сошел на станции Комана. Обратился в военную комендатуру. Комендантом был инженер бригады – знакомые лица! Тут же звонок по телефону, и за мной прислали машину. Через десять минут я в бригаде. Дома!

Сразу в казарму. Общий коридор. Справа 2-й танковый батальон, слева – 1-й. Отдельные кабинеты для командира, замов, штаба. Казарма отличная, везде порядок. Тут же прибежали командиры, обнялись.

Пошел представляться новому командиру. Он пороху не нюхал, в боях не участвовал. Когда война была на западе – отсиживался на Дальнем Востоке, а как кончилась – он здесь, на западе. Типичный строевик. У меня сразу испортилось настроение: я вижу птицу по полету. Но, так как я вернулся, ему пришлось представить меня батальону, и тут началось. Я, конечно, показал газету, в которой был Указ Президиума Верховного Совета от 25 марта 1945 года, где были фамилии Героев Советского Союза старшины Жукова Константина Николаевича, капитана Кирмановича Владимира Николаевича, старшего лейтенанта Мельникова Анатолия Васильевича, капитана Падукова Леонида Степановича, старшего лейтенанта Пильникова Александра Павловича, майора Щербина Дмитрия Петровича.

Щербин, Кирманович и Пильников, как только услышали, что я приехал, сразу же пришли. Они про указ ничего не знали. Разумеется, это дело мы изрядно отметили. Благо вина было в достатке. Дня через три в нашу бригаду из Джурджу прибыли командир корпуса генерал Васильев и начальник политотдела полковник Кистанов. Они нас поздравили. Правда, комбриг был явно недоволен, что комкор открыто проявил уважение к героям 202-й танковой бригады. Скрыть выражение недовольства на лице он не потрудился, а может, и не захотел.

Я вступил снова в свою должность 3 мая 1945 года. Бригада боевых действия не вела, находилась во фронтовом тылу.

Мы чувствовали, что война вот-вот закончится, постоянно прослушивали сводки Совинформбюро и радовались успехам наших войск.

Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов в логове фашистского зверя, в городе Берлине, заканчивали уничтожение врага. Была освобождена Прага. Остатки вдребезги разбитого рейха доживали последние дни. Фюрер и Ева покончили с собой, Геббельс расправился жестоко со своей семьей и тоже покончил с собой. Это и многое другое давало основание считать, что победа близка.

9 мая включаем радио и слышим голос диктора Центрального радиовещания Синявского: Победа!

Что тут началось! Стреляли из чего только можно! Из танков, пулеметов, автоматов, даже пистолетов. Непрерывная стрельба шла минут десять-пятнадцать.

Конечно, решили отметить Победу. Я приказал заместителю по хозяйственной части приготовить для всего личного состава праздничный обед и норму установил не по 100 грамм, а двойную, или, как тогда говорили, «под копирку».

Я, командир 3-го танкового батальона Щербин со своим замполитом, мой замполит Саша Матвеев, командир мотострелкового батальона Павел Гусев с майором Акопяном – все собрались в ленинской комнате. Хозяйственники накрыли роскошный стол. На шесть человек поставили на стол шесть бутылок румынской водки, на этикетке которой красовался крестьянин в красной рубахе. Не выходя из-за стола, мы осушили каждый по «крестьянину». Такой дозы я лично никогда за свои 25 лет не принимал, но, как говорится, мы были «ни в одном глазу». В полном сознании взяли по фляжке спирта и поехали купаться на Дунай в Джурджу – решили продлить праздник.

Вода была еще холодной, но мы, подогретые алкоголем, холода не почувствовали. На обратной дороге заехали в корпусной медицинский батальон, где удалось еще и потанцевать с девушками из медсанбата. После всего этого благополучно вернулись в расположение бригады.