Артем Драбкин - Я дрался на Т-34. Третья книга

– Куда было эвакуировано училище? Какие знания успели получить курсанты-танкисты за столь небольшой срок обучения?

Училище эвакуировали в Магнитогорск, наш набор – всего два курсантских батальона.

Толком нас воевать не научили, весь период пребывания в училище запомнился совершенно нерациональным использованием времени для подготовки танкистов.

Техники для обучения не хватало, в училище было всего несколько танков Т-26, и только ранней весной 1942 года, прямо перед нашим выпуском, в училище прибыли Т-34, Т-50 и БТ-7.

Тренировки на Т-26 тоже «дорогого стоили», из-за маленького размера башни при стрельбе из пушки локти девать было некуда, на этом танке стрельба ведется скрещенными руками, при этом левая рука поворачивает орудие, а правая – башню. Учебных классов было мало, почти все время мы проводили в поле, на морозе, где занимались «изучением тактики боя», ходили «пешим по-танковому». Хоть и кормили нас три раза в сутки, но питание было скудным, и можно сказать почти без натяжки, что мы влачили полуголодное существование. А про холода первой военной зимы и сейчас вспоминать страшно, у нас были только тонкие «курсантские» шинели и кирзовые сапоги, и когда начались морозы, то, сами понимаете, чем для нас являлся каждый выход в поле на занятия. Кроме того, курсантов могли запросто послать выкапывать из-под снега гнилые кочерыжки капусты с колхозных полей или отправить на заготовку леса, так что наша подготовка была откровенно слабой. Перед выпуском из училища каждый из нас имел всего 2–3 часа вождения танка, и мы провели только одну учебную стрельбу боевыми снарядами – в составе экипажа курсанты стреляли по три снаряда…

Наше моральное состояние тоже оставляло желать лучшего, и не только из-за голода, была еще одна причина – курсантский набор был сплошь «питерский», и когда до нас дошли слухи, что происходит в блокадном Ленинграде, то многие из-за переживаний за своих родных места себе не находили, ведь наши семьи остались в блокаде. Я на какое-то время потерял связь с родителями. Не знал, что с ними, что с моей одиннадцатилетней сестрой Женей.

Командиром курсантской танковой роты был капитан Погорельский, довольно приличный человек, а взводным нам поставили пехотинца, лейтенанта Василия Коробова, который с каким-то исступленным усердием лично занимался с нами штыковым боем… Вот вы, например, понимаете, зачем это было нужно танкистам на фронте? Я лично до сих пор понять не могу.

Коробов ежедневно перед строем, как «Отче наш», повторял свою любимую поговорку: «Армия – великая вещь! Она воспитывает воров, бандитов и хулиганов. И вас, студентов, она перевоспитает!» Еще одно явление стало для меня откровением. Резко менялось поведение тех, кого только вчера переодели в военную форму. Вроде собрали в батальоне «отборный человеческий материал», весьма образованных людей, но когда мы увидели, как «бывший интеллигент», поставленный на должность командира отделения или помкомвзвода, за считаные дни превращается в «шкуру» и «солдафона», начинает «рычать» на своих товарищей-курсантов и выслуживаться, то поняли, что способность сохранить в суровых армейских условиях культуру, порядочность и свои «довоенные» нравственные установки дана далеко не всем… Меня сначала назначили командиром отделения, но через пару месяцев сняли с этой должности. Я оказался «слишком мягким»: на своих ребят не орал как резаный и начальство «глазами не ел»… Не все ребята выдерживали «армейскую лямку», один наш курсант, парень из бывших аспирантов Ленинградской консерватории, полностью деморализованный голодом и тяжелой физической нагрузкой, стал «опускаться», и после очередной отсидки «на губе» его исключили из училища и списали в пехоту…

В училище я подружился с тремя ребятами. Впоследствии с двумя из них я получил назначение на фронт в одну танковую бригаду: Зяма Фукс, Витя Ястребов, а третий наш товарищ, Лева Пайор, попал в другую танковую часть.

О Викторе Ястребове надо рассказать отдельно: в его семье было семь братьев, и шестеро из них погибли на фронте. Витя погиб шестым из братьев, в своем первом бою.

Мы с ним служили в одной роте. Перед атакой он отдал свои документы комиссару роты, видно, чувствовал, что из боя уже не вернется… Так и получилось…

В марте 1942 года состоялся наш выпуск, мы получили звание лейтенанта и прибыли в Нижний Тагил, где формировались и отправлялись в действующую армию маршевые танковые роты.

На конвейере работали почти сплошь женщины и подростки, все голодные, и я отдал все свои продовольственные талоны рабочим. Затем – погрузка в эшелон, танки ставили на платформы, и по «зеленой улице» мы поехали на запад. Командование роты: командир, политрук и зампотех – присоединилось к нам по пути. На какой-то станции танкисты обнаружили в тупике цистерну со спиртом, побежали к ней с ведрами и котелками, набрали «горючего» на дорогу, и на фронт мы ехали весело, как говорится, «спаивание личного состава» состоялось само собой.

За несколько дней мы добрались до места назначения, где формировался 5-й танковый корпус, которым командовал Герой Советского Союза Семенченко.

А дальше – передовая: Западный фронт, 70-я танковая бригада. Здесь мне достался танк под номером 777. Перед своим первым боем я не боялся, что меня сегодня могут убить, совсем об этом не думал, настроение у всех ребят было боевым, нас было много, а в коллективе страха не чувствуешь.

– Кто командовал 70-й бригадой и конкретно вашей ротой?

Бригадой командовали: сначала Коротеев, а потом его сменил Абрамов, молодой и смелый полковник. После Абрамова был какой-то майор, но и он быстро выбыл из строя по ранению. Фамилию своего первого комбата уже не помню.

Ротой командовал старший лейтенант Александр Фомин, политруком роты был неплохой парень, бакинец Григорий Задов, а зампотехом был техник-лейтенант Чайка.

Зампотех Чайка у нас считался «слегка контуженным». Как-то рота шла в бой по узкой гати, проложенной через болото, и три танка, один за другим, сползли с гати в «кювет». Следующим должен был идти мой танк. Чайка подскочил ко мне с пистолетом в руках и заорал: «Если в кювет слетишь – застрелю!» Но обошлось, мой танк прошел по гати без ЧП…

Экипажами в моей роте командовали Ястребов, Бухтин, Морозов, Яровой, Гнедаш, Кондратьев, Бибиашвили, и никто из них не дожил до сорок третьего года… Сорокалетний лейтенант Яровой был в роте самым старшим по возрасту, и он сгорел в танке в первом наступлении. Других ребят, командиров танков, сейчас уже точно по фамилиям не помню. В нашей бригаде были танки Т-34 и Т-70.

– Свой экипаж в 70-й ТБр помните?

Когда из тыла мы прибыли в бригаду, то многие экипажи маршевой роты поменяли.