Александр Сладков - Обратная сторона войны

– Понимаешь, вот я приходил, там, в России, домой с работы и включал телевизор. А там майдан, там эти нацики. Они кричали: за одного нашего мы будем убивать десять русских. Представляешь? И мне стало интересно, о каких это русских они говорят? Взял и поехал. Посмотреть. Каких русских они имеют в виду.

Все равно я не могу понять. Бросить семью, дом, работу. Уехать на Украину, не имея там ни друзей, ни знакомых. Уехать никем, просто сочувствующим, не более. А может быть… Скорее всего, он, Арсений Павлов, уже был Моторолой. В душе. Еще там, в России. И ему оставалось лишь перейти Рубикон и воплотить все в реальность.

Мне больше понятна история Гиви. Рабочий. Отслужил танкистом в украинской армии. И неплохо отслужил, многому научился. Вернулся на завод, а тут уже не просто революция, тут война.

Гиви, в смысле Михаил Толстых, высокий, стройный брюнет с легкой проседью. Чуть картавит, и это придает его образу некий шарм. Вообще, Гиви с его внешностью мог бы рекламировать сверхдорогие машины, богатую одежду или лучший в мире парфюм. Но его движения по-мужски быстры и порывисты. В нем нет ни капли манерности. Он, конечно, боец, а не живой манекен. Найти с ним общий язык оказалось проще, чем с Моторолой.

– Я неплохо жил. Всего хватало. Если бы не майдан этот, не фашисты мерзкие, которых я ненавижу, этот «Правый сектор»… Я быстренько собрал вещи и первого мая уже был в Славянске.

Знаете, каков главный принцип спецназа? Выглядеть круто. Бывший морпех и боец ОБр СпН Арсений Павлов его соблюдает. И в облачении, и в поведении.

Он экипирован с иголочки, всегда собран и, кажется, непременно следит за всеми своими движениями. Гиви, напротив, одет в обычный солдатский камуфляжный костюм, в совершенно тривиальный пятнистый бушлат с надписью на груди «Гиви», как будто кто-то с кем-то может его перепутать. В его повадках, мне кажется, сквозит некое легкомыслие. Но это на первый взгляд. Они, Гиви и Моторола, на прицеле. Всегда. И не только у «товарищей»-киевлян. И в Донбассе. Их обсуждают, осуждают, про них судачат. И не столько на кухнях, сколько в штабах. В других отрядах. Даже называют за глаза «ютюбовскими мальчиками», за частое появление в Интернете. Ревность иных командиров? Не знаю… А почему в глаза не говорят? Да потому что без них не обойтись. Это их бойцы, из «Спарты» и «Сомали», вгрызаясь в землю, держат аэропорт и его окраины. И я тут своим вопросом, кажется, разозлил Моторолу.

– А не слишком ли гламурным выходит твой образ?

– Каким гламурным? Я что, виноват в том, что журналисты ко мне чаще, чем к другим приезжают? Самому неудобно. Вот ты можешь пойти в супермаркет, постоять спокойно, повыбирать себе продукты? Я – нет. Только остановишься, люди тебя окружают, просят автограф, хотят сфотографироваться. И ты говоришь с ними и следишь, чтоб не ляпнуть чего лишнего. Потому что я не только себя представляю, а всех ребят, которые здесь воюют.

И Гиви злится:

– «Ютюбовские мальчики»? Поливают грязью… А мне все равно. Главное, что наши люди знают, какие мы на самом деле. Если бы мы с Моторолой были плохими комбатами, у нас и батальонов-то не было бы.

Кстати, а почему Гиви, а не Ястреб, Сокол или, скажем, Орел? Да потому что прадедушку Мишиного так звали. Почему Моторола?

– А я в Чечне связистом был у комбата. Ходил с рацией. У меня на шлеме было написано: «Мы убиваем не оружием, мы убиваем голосом». Я же низкого роста, метр шестьдесят пять, с антенной высокой, вот и прозвали меня Моторола.

А вот отчего батальоны их так называются? Ну, с «Сомали» более-менее просто. Однажды, летом четырнадцатого года в отряд Гиви приехали гости. Это еще в Славянске было. И увидели они войско загорелое, бесшабашное, с «калашами», в шортах и в тапочках. И воскликнули: Пираты! Сомали! С тех пор, говорят, и пошло. А Моторола свой отряд «Спартой» назвал сам. По мотивам одной компьютерной игры. Сюжет? Примерно такой. Москва, ядерная война, люди прячутся от радиации в столичном метро. И там бандиты, мутанты, фашисты. А есть еще отряд «Спарта», воюющий за безопасность обычных людей. Вот вам и название.

– Приезжайте ко мне в батальон, все сами увидите.

– Завтра будем.

Как это прекрасно: «Приезжай» – «Приеду». Никакой аккредитации, никаких тягомотных сопровождающих: «Здесь нельзя», «Тут опасно», «Это запрещено». А в Донбассе не существует условностей. Пока не существует. Скрывать нечего, люди занимаются делом. Если бы они им не занимались, давно бы погибли.

База Моторолы оказалась в самом центре Донецка. Огромная территория с большими старыми корпусами. Моторола подъехал на пять минут.

– Сейчас вам покажут наши действия по тревоге, занятия по боевой подготовке, тир, санчасть, музей и так далее. Я поехал.

По огромной казарме эхом заметались команды: «Тревога! Получать оружие! Группа на выезд!» По широкой лестнице, грохоча берцами, уже летели человек двадцать здоровых лбов. Они быстро получили оружие, высыпали на внутренний плац, ловко заскочили в бронированный грузовик, и тот тронулся с места.

– Стой! Оружие в оружейку!

Инструктор посмотрел на меня:

– Нормально?

– Вполне.

По плацу тем временем, прикрывая друг друга, переползали бойцы. Прям по асфальту. С ними тоже занимались инструкторы, то и дело подсказывая и поправляя. Между стоящих по кромке плаца грузовиков, БМД, БМП и БТРов тоже мелькали бойцы. Все было в движении. Но в моих наблюдениях меня поразило не это. Чуть раньше, в казарме, я увидел, как в импровизированном спортзале, среди атлетических станков, нагромождений матов и коней для опорных прыжков, маневрировал человек. Он был полностью экипирован, в руках держал пулемет. Человек перебегал, совершал кувырки, перекатывался, вставая на колено, «холостил», щелкая спусковым курком, имитируя выстрел. Он то прятался, высовывая для стрельбы только ствол, то выскакивал на открытое место, затем незаметно для «противника» пробирался за матами и появлялся в неожиданном месте. Потом человек вдруг выходил, делал серию быстрых приседаний с пулеметом на вытянутых руках и снова прятался. Он тренировался сам, по своей инициативе, без принуждения, чтоб там, в аэропорту, или в Авдеевке, в Песках, не умереть, а победить. Как я заметил, в «Спарте» все этому подчинено. Моторола тогда, у «девятки», мне сказал, а я запомнил:

– К нам приезжает много людей. И многие с боевым опытом. Мы их готовим, потом постепенно вводим в строй. В конце концов они оказываются в настоящем бою, и восемьдесят процентов из них собирают вещи и уезжают.

– Почему?

– Да потому что здесь идет настоящая война. Это не спецоперация. По нам бьют минометы, пушки, танки, ракеты. И сильно бьют. И против нас не дети воюют, не боевики, а настоящая армия, бывшая советская. Такое не всякий выдержит. Уходят люди. Зато с теми, кто остается, можно идти хоть в огонь, хоть в воду.