Энтони Ричес - Стрелы ярости

Опцион удивленно уставился на него.

– Центурионом?

Марк кивнул, и его губы тронула улыбка.

– Да, если Скавр назначит тебя сейчас, вместо того чтобы возвращать тебе статус временного командующего, тогда ты сохранишь должность вне зависимости от того, сколько на нее претендентов в хамианской когорте. Когда раненые вернутся в строй, у тебя будет вполне боеспособная центурия, чтобы рыскать с ней по здешним холмам.

– Я вообще-то не знаю… – нерешительно начал Кадир.

– Что сказать? «Спасибо, трибун» будет достаточно. И хватит медлить: он вас ждет.

Хамианец кивнул, приказал солдатам подойти к Скавру, лихо отсалютовал трибуну и пожал протянутую руку. Все это время Кадир что-то говорил, не давая Скавру произнести слова, припасенные для такого случая.

– Так значит, снова в Девятую. Приятно будет опять шагать впереди этих парней со штандартом в руках.

Марк удивленно поднял бровь.

– Кто сказал, что в Девятой нет знаменосца?

– Но ведь ты…

– У них нет центуриона, а знаменосец жив и здоров… – ответил Марк.

За спиной Морбана трубач расплылся в самодовольной усмешке.

– …как, впрочем, и трубач, – добавил центурион.

Снова повернувшись к Восьмой центурии, Марк увидел, что теперь говорит Скавр. Выражение его лица было серьезно, но не то чтобы сердито.

– Что они там так долго обсуждают?

Морбан громко фыркнул, его слова сочились уязвленной гордостью.

– Кадир, судя по всему, отказывается от предложения пересидеть войну в тепле и покое и просит, чтобы Девятую оставили под твоим началом, центурион.

Марк бросил на него недоверчивый взгляд, а потом снова повернулся к разворачивающейся перед глазами всей когорты сцене.

– Не придумывай, знаменосец, таких дураков нет.

В лице Морбана ничего не дрогнуло, но он незаметно пихнул трубача ногой.

– Спорим, центурион? Скажем, на десять динариев? Даю пять к одному.

– Идет, – не оборачиваясь, ответил Марк, завершая разговор.

Внезапно Скавр поманил его к себе.

– Центурион Корв, подойди к нам, пожалуйста.

У Марка похолодело в груди. Он четко отсалютовал трибуну и вопросительно посмотрел на него, ожидая, когда тот заговорит.

– Твой бывший опцион отказывается принимать повышение, которое я ему предложил, – озадаченно произнес Скавр. – Похоже, он предпочитает остаться с тобой в Девятой центурии, пусть даже в более низком звании. Его люди придерживаются того же мнения. Может, тебе удастся его уговорить?

Кадир с упрямым выражением на лице повернулся к Марку.

– Кадир, став центурионом, ты получишь…

– …все, что пожелаю – кроме возможности служить в лучшей пехотной когорте провинции. Месяц назад я бы с радостью согласился на предложение трибуна ради благополучия своих людей. Но сегодня я не могу отсиживаться в безопасности, зная, что ты и другие мои братья снова будут рисковать жизнями в битвах. Мне жаль отказываться от такого щедрого предложения, но я не могу принять его, не теряя чувства собственного достоинства. И я не единственный, кто так думает.

Трибун снова заговорил. В его голосе больше не осталось вкрадчивых нот, теперь он звучал уверенно и повелительно.

– Ну что ж, похоже, не все в Восьмой центурии хотят перейти в хамианскую когорту. Те, кто хочет остаться с хамианцами, сделайте три шага вперед.

Примерно две трети из семидесяти с небольшим человек, оставшихся в строю, шагнули вперед. Некоторые из них виновато поглядывали на Кадира и остальных бойцов.

– Те, кто хочет остаться в Первой тунгрийской когорте, сделайте три шага назад.

Марк оценивающе оглядел тех, кто отступил назад, и отметил про себя, что почти все они сносно овладели мечом и справлялись с весом щита и кольчуги. Подняв руку, он повернулся к Скавру.

– Могу я поговорить с этими людьми, трибун?

Скавр кивнул, и молодой центурион подошел к солдатам, пожелавшим остаться с тунгрийцами. Он прочистил горло и заговорил так, чтобы его слышали не только лучники, но и все на плацу.

– Хамианцы, вы изъявили желание остаться с Первой тунгрийской когортой, в которой вы провели последние несколько недель. Вы доказали свою храбрость в битве у Красной реки, и каждый, кто здесь присутствует, обязан вам своим спасением от верной гибели. Но теперь вы хотите вступить в братство по оружию, в котором никто не будет делать для вас никаких скидок. Когда мы будем двигаться быстрым маршем, вам надо будет идти вровень с остальными, если отстанете – пеняйте на себя. Вам также придется носить два копья и научиться попадать в мишень размером с человека на расстоянии двадцати шагов. Никаких послаблений больше не будет, неумение будет изгоняться тренировками, а если потребуется – и наказаниями. Вы должны стать настоящими тунгрийцами, в полном смысле этого слова. Вы принимаете эти условия?

Стоявшие перед ним лучники отвечали неуверенно, смущенно уставившись в землю.

– Нет, так не пойдет. Если вы хотите быть тунгрийцами, то ответ может быть только один: «Да, центурион!»

Ответ прозвучал немного нестройно и вразнобой, но вполне сносно.

– Да, центурион.

– Ну что ж, прекрасно. На таких условиях я готов договариваться с трибуном, чтобы вас оставили в нашей когорте с расчетом на то, что вскоре вы ни в чем не будете уступать остальным бойцам. Еще одна вещь… ваши луки.

Лица хамианцев вытянулись. Кадир вопросительно взглянул на Марка, будто знал, что за этим последует.

– Вам следует оставить их при себе и запастись стрелами. Они вам понадобятся.

Когда дальнейшая судьба хамианцев окончательно определилась, префект распустил солдат готовиться к предстоящему маршу. Центурионы со своими помощниками проверяли походный набор каждого бойца. Посреди всей это суеты Марк, который теперь, в дополнение к лучникам, отвечал еще и за Девятую центурию, почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, он увидел примипила Невто.

– Я могу быть тебе полезен, примипил?

Пожилой офицер протянул ему небольшой предмет, обернутый в лоскут ткани.

– Вчера я разбирал вещи префекта Фурия, чтобы отослать его семье, и вот нашел… По-моему, лучше этой штуке остаться у тебя.

Марк развернул тряпицу, и лучи утреннего солнца блеснули на золотом ободке пряжки для плаща.

– А я-то гадал, куда она подевалась. Спасибо, господин.

Невто мрачно кивнул.

– К ней прилагался свиток с весьма красочными обвинениями против тебя и твоих братьев-офицеров. Я взял на себя смелость швырнуть его в костер. – Он оглянулся, а потом заговорил снова: – Ребята, которые сражалась с тобой на берегу, рассказали мне, что ты спас центуриона Аппия от позора и дал ему умереть достойно, когда казалось, что все уже потеряно. Я считаю, что твое место – здесь. Было бы несправедливо, если бы тебя под конвоем отправили в Рим в угоду какому-нибудь ублюдку в пурпурной тоге. – Он кивнул и собрался уходить, но вдруг остановился. – Да, вот еще что. Подумай, может, имеет смысл затереть надпись.